Пушка Ньютона. Исчисление ангелов .Дилогия (первые две книги серии)

Киз Грегори

– Умру в муках?

– Тут говорят, что древние боги питаются человеческими муками.

– Ну что ж, сын мой. Я не хочу умирать в муках, но и отчаиваться я не буду, думаю, не страшнее Христовых мучений ждет меня испытание.

– Преподобный отец, ну а разве распятый на кресте Христос не впал в отчаяние?

– Лишь на мгновение. Возможно, и мне придется пережить такое мгновение. Но если позволить этому мгновению продлиться чуть дольше, то оно станет всеобъемлющим, всю душу охватит и поработит.

И если ты думаешь, что ты сейчас несчастен…

– Это, наверное, хорошо, – стенала тень, – умирать и надеяться на милосердие Господа.

– Умирая, никто не знает, попадет он в рай или нет, – тихо ответил Мэтер, – но в этом самая суть веры.

Караульный замолчал, и хотя Мэтер несколько раз взывал к нему, желая продолжить разговор, тот не отвечал. Наконец замолчал и преподобный отец.

– Умереть в муках, – тихо произнес Нейрн. – Красные Мокасины, у тебя достанет мужества их выдержать?

– Нас воспитывают в готовности терпеть муки, но я все же надеюсь, что мне удастся их избежать.

Нейрн улыбнулся:

– Я жил среди чоктау, и среди чикасо, и среди маскоджи. Я видел, как дети нападают на гнезда шершней и терпят их укусы, так воспитываются их мужество и стойкость.

Красные Мокасины улыбнулся, вспомнив детство:

– Очень многие вначале боятся укусов шершней.

– Очень многие боятся, когда к ним в первый раз прикасаются каленым железом, – пробурчал Нейрн. – И по сравнению с этим жала шершней кажутся сущей безделицей.

– Я слышал, как говорили об этом. А вам приходилось пробовать каленое железо, Томас Нейрн?

Тот кивнул:

– Да, я еще знаю, что такое смола сосны.

Красные Мокасины посмотрел на него с удивлением:

– И вы живы после этого?

Нейрн грустно усмехнулся:

– Они утыкали мое тело длинными деревянными иглами так, что я больше походил на дикобраза, нежели на человека, но они так и не зажгли их. А на следующий день они меня отпустили. Я до сих пор не знаю почему.

– На войне происходит много непонятного.

Нейрн покачал головой:

– На войне с индейцами – да. Для вас война – это путь к славе, иногда борьба за выживание. Врага вы подвергаете мучительной смерти в наказание и тем самым даете ему шанс проявить свое мужество. Но эти дикари совсем другие.

– Почему вы так думаете?

– Эти люди на вас не похожи. Некоторые называют вас дикарями, может быть, вы и есть дикари в каком-то смысле. Но у вас есть свои законы, вы знаете, что такое любовь, вы заключаете браки и рожаете детей, вы ведете войны, но вы знаете, что такое благородство. – А у этих людей ничего этого нет?

Нейрн покачал головой:

– За кого бы эти люди себя ни выдавали – за пиктов, друидов или еще бог знает кого, – они не являются никем из них. Еще два года назад они были мелкими землевладельцами,

торговцами, а у их вожака – выговор человека из знатного рода. Бьюсь об заклад, что он человек благородного рождения, хоть и скрывает это. Нет, это люди, у которых ничего нет. Они отказались от всех старых ценностей и только притворяются, что взамен старого они предлагают нечто новое. Короче говоря, они – сумасшедшие, а не дикари. Для того чтобы быть дикарями, нужно обладать достоинствами, за которые отпускаются грехи.

– Принимаю это как доброе слово в адрес индейцев, – произнес Красные Мокасины. – Из ваших слов получается, что шансов на спасение у нас нет.

Будто прислушиваясь к их разговору, тень караульного вновь припала к решетке.

– Преподобный отец? – послышался голос караульного – он успел немного успокоиться.

– Чего тебе?

– Преподобный отец, я согласен с тем, что вы мне сказали. Вы, должно быть, правы. Бог, наверное, еще жив. Спасибо вам, преподобный отец, вы снова сделали меня пуританином.

– Я рад слышать такие слова, сын мой, – ответил Мэтер. – И ты не пожалеешь, что вернулся к истинной вере. Когда мы вместе будем гулять по золотому городу, все кошмары земли покажутся нам давно забытым сном.

– Я буду с нетерпением ждать этого светлого дня, преподобный отец. Я уже принял решение.

– Это значит, что ты намереваешься помочь нам выбраться отсюда? – с надеждой, свистящим шепотом спросил Таг.

Тень помолчала, потом сказала:

– Я не могу. Пусть они и грешники, но я не могу пойти против них. Но я буду проповедовать им истину, будьте в том уверены, я и сам приму муки. Я попрошу, чтобы мне разрешили умереть вместе с вами!

– Сын мой, подумай, возможно, Господь желает, чтобы ты еще что-то сделал хорошее на земле. И чтобы мы еще потрудились Ему во славу, – сказал Мэтер, и голос его слегка напрягся.

– Это невозможно, – прошептала тень. – Господь ничего не может от меня желать. У меня сил никаких не осталось, преподобный отец. Все, на что я еще способен, так это умереть христианином. Разве вы не говорили, что Он простит меня? Разве вы не говорили, что Он пустит меня в Царство Небесное, если я вновь впущу Его в мое сердце?

– Сын мой, это только первый шаг, но не последний. В некоторых случаях смерть не является проявлением смелости, но проявлением истинной веры.

– Эй, парень, послушай, – проворчал Таг, – я тут только что с Богом поговорил, так вот, у него на мой счет много планов, и он для меня много работы припас.

Тень вновь разразилась плачем.

– Нет, – твердила тень. – Я уже все для себя решил, больше у меня ни на что не осталось сил.

После этого охранник замолчал. Нейрн слегка толкнул локтем Красные Мокасины.