Пушки царя Иоганна
Шрифт:
— Здравствуй Михель, — приветствую я часового, — как поживаешь?
— Милостью вашего величества недурно.
— Я слышал, что ты собираешься вернуться в Гюстров?
— Только для того, чтобы жениться и вернуться с семьей сюда.
— Вот как, и невеста есть на примете?
— За этим дело не станет. Ваши солдаты завидные женихи, мой кайзер.
— Тогда зачем тебе куда-то ехать, чем тебя русские девушки не устраивают?
— О, меня то всем, но вот пастор не станет венчать меня с православной, а если я уговорю ее принять нашу веру, сразу
— Ну как знаешь, впрочем, если хочешь, я замолвлю за тебя словечко полковнику, чтобы он послал тебя вместе с очередным посольством.
— Благодарю, мой кайзер, это было бы чудесно!
Договорив с солдатом, я тронул каблуками бока своего коня и поскакал прямиком к "Большой телеге", так назывался трактир принадлежащий Лизхен. А молодой часовой опустил шлагбаум и с немалым изумлением спросил Михеля:
— Это и впрямь был русский царь?
— Ты же слышал, как я его назвал.
— Да, но он так запросто с тобой разговаривал…
— Что ты в этом понимаешь, молокосос, я нанялся к нему еще, когда его величество был еще простым герцогом, и участвовал во всех данных им сражениях. Таких как я — он помнит!
Трактир, принадлежащий Лизхен, называется: "Большая телега". Это довольно странное название пошло от их первого со старым Фрицем фургона, с которого они вели торговлю. Да, совсем забыл, Фридрих живет с Лизой на правах дядюшки. В большом зале сегодня не слишком многолюдно: несколько солдат и местных бюргеров сидят за столами и дуют пиво. Обычно я со своими людьми занимаю отдельный кабинет, но сегодня сажусь за ближайший свободный стол и машу рукой присутствующим в знак приветствия. Те привстают с места и кланяются, но вообще вид царя закатившегося в трактир никакого ажиотажа не вызывает, привыкли. Нравы в Кукуе довольно простые.
— Господа желают пива? — немного заплетающимся голосом спрашивает Курт. — Сегодня хорошее пиво!
— У тебя всегда хорошее пиво, Лямке, — отвечает ему Корнилий, — так что вели принести всем по кружке.
— Ирма бездельница! — командует тот, — живо обслужи господ!
Однако дебелая служанка и без того уже спешит держа в каждой руке по три кружки с пенистым напитком.
— Пожалуйста, господа, — расставляет она их, радостно улыбаясь и наклоняясь при этом так, чтобы все видели декольте с весьма увесистыми достоинствами.
— Я смотрю, ты все хорошеешь, красотка?
— Скажете тоже мой кайзер, — улыбка служанки переходит в оскал.
Сказать по правде, Ирма не то чтобы безобразна, но скажем так, очень на любителя. Последних, впрочем, благодаря выдающимся достоинствам хоть отбавляй. Была бы она поумнее — давно бы вышла замуж за кого-нибудь из рейтар или драгун и жила бы хозяйкой, но беда в том, что девушка полная дура и подобная перспектива просто не приходит ей в голову. При всем при этом она услужлива, старательна и чистоплотна, поэтому Лизхен и держит ее на службе. Ну, наверное, еще и потому, что мне такие не нравятся.
— Хватит лясы точить,
— Какие новости Лямке? — прерываю я трактирщика.
— Ну, какие тут могут быть новости, мой кайзер, — пожимает плечами тот. — Разве что Джон Лермонт поссорился с Финеганом, и дело непременно дошло бы до дуэли, если бы не вмешался господин фон Гершов и не услал этого чертова шотландца на засечные линии с эскадроном драгун.
— Так значит, полковник со всем разобрался?
— Да уж, у господина барона не забалуешь.
— А кто это Финеган, никогда прежде не слышал этого имени, вероятно новый наемник из англичан?
— Нет, ваше величество, это один из подручных Барлоу и он, кажется, ирландец.
— Барлоу… а он в Москве?
— Нет, про него ничего неслышно, прислал вот вместо себя этого прохвоста.
— И что за человек этот Финеган?
— Свинья, как и все островитяне.
— Он сейчас здесь?
— Нет, после истории с Лермонтом он носу из своей конторы не показывает. Впрочем, если прикажете, я могу послать за ним.
— Нет, во всяком случае, не сейчас.
— Как скажете. Если вашему величеству ничего больше не нужно…
— Спасибо Курт, больше ничего.
Трактирщик уходит, печатая шаг так, что всякому становится понятно, что он изрядно перебрал, а я, оставив недопитую кружку, поднимаюсь наверх. Лизхен, как видно, предупредили о моем приезде, и она успела принарядиться сама и расчесать локоны дочке. Увидев меня, маленькая Марта прячется за подол матери и осторожно выглядывает из-за него. Странно, обычно я лажу с детьми, а вот дочка почему-то дичится.
— Не сердитесь на нее, ваше величество, — извиняющимся тоном говорит ее мать, — вы не слишком часто у нас бываете, и она никак не привыкнет.
— Что ты говоришь Лиза, разве я могу на вас сердиться? Здравствуй.
Вообще-то высказанная обиняком претензия неосновательна. Бываю я здесь довольно таки регулярно, подарки привожу, материальную помощь оказываю, а что до прочего… извини подруга, но герцоги не женятся на маркитантках даже в сказках.
— Здравствуйте мой кайзер, как хорошо, что вы нашли время навестить нас. Вы голодны?
— В определенном смысле — да!
Мои слова прерывает осторожное кряхтение Фридриха за углом, очевидно опасающегося помешать нам.
— Где ты прячешься старина?
— Я здесь мой кайзер, — отвечает тот, заходя в комнату опираясь при этом на палку.
Старый Фриц сильно сдал за это время. Глаз уже не тот, руки дрожат, ноги болят. Старику давно пора на покой, но живость характера бывший ландскнехт не растерял, как и желания служить. Приезда Катарины он ждет как бы ни больше меня, в надежде, что осуществится его заветная мечта, и он станет воспитателем принца Карла, послужив, таким образом, трем поколениям Никлотичей. Пока же он нянчит маленькую Марту, в которой души не чает. Малышка зовет старика дедушкой и отвечает ему искренней приязнью, так что я иной раз даже ревную.