Пушки царя Иоганна
Шрифт:
— Дядюшка, да какое же в том бесчестие? Сколь раз говорено, что в московские чины новики писаться не будут, покуда не отслужат в рейтарах али драгунах!
— Как это какое, Миша, ты, видать, думаешь, что дядя твой дурак дураком и ничего не знает? Всякому на Москве известно, что в драгуны поверстали жильцов, а стряпчих и выше в рейтары, да кирасиры! А Дмитрий чай не за печкой уродился, чтобы ему в жильцах служить!
— А кто ему виноват, что он в разрядном приказе сказал, будто грамоте худо разумеет? И что вотчины его в запустении? В рейтарах чтобы служить надобно
— Красивый кафтан, — неожиданно сказал стоящий рядом княжич.
— Тьфу ты, прости господи, — не выдержал боярин, — да причем тут красота, когда о чести родовой речь идет?
— А я говорю, нет в том никакой порухи! Служба рыцарская, на коне, да и вообще…
— Рыцарская! А ничего что поручиком у драгун твой дружок безродный Федька Панин?
— А капитаном сам государь! К тому же Федор мне свояк и у Ивана Федоровича в чести. Я ему по дружбе слово замолвлю, и паче меры с Дмитрия спрашивать не будут.
— Дожились!
Разговоры эти как обычно ни к чему не привели и Борис Михайлович замолчал. Да и поздно уже было что-то менять, и княжичу пора было отправляться на службу. Михаил вызвался его проводить, благо ему тоже нужно было в кремль по какой-то своей надобности. Старший Лыков скорбно пожал плечами и махнул рукой, дескать, езжайте. Молодые люди степенно поклонились старшему, и вышли вон из горницы.
Дмитрий Щербатов был довольно рослым молодым человеком семнадцати лет от роду. Бороду по небольшим своим летам еще не носил. Из-за опалы отца последнее время жил с ним в деревне и верстаться на службу приехал поздно. Да и то, потому что добрые люди подсказали, будто затягивать с этим себе дороже, можно и без вотчины остаться. Учить недоросля, как видно, в отцовском имении никто и не пытался, оттого оставшись без присмотра, новик частенько попадал впросак. Вот недавно сказывали, за каким-то нечистым купил у персиянина на рынке серьги! Идущий впереди Романов напротив был ростом невелик и при ходьбе заметно прихрамывал. Во дворе они сели на лошадей, причем Михаила слуги подсадили, а Дмитрий легко вскочил сам.
— Поехали что ли, — махнул рукой стольник.
Впереди них разгоняя толпу, скакал Романовский холоп, размахивая плетью, и потому до места они добрались довольно скоро, а пока ехали, Михаил наставлял молодого человека.
— Ты дядюшку больно не слушай, — говорил он Дмитрию, — он в обиде за то, что за ним государь боярство самозванцем даденое не сразу признал. А самое главное языком не больно то трепи! А то попадет не в те уши… Хотя тебе поначалу не до того будет.
— А что, Михаил Федорович, верно ли, что государь сам драгунами начальствует?
— Да нет, он у драгун да рейтар капитаном только числится, а командуют там другие люди. Ты будешь под началом Панина служить, мы с ним в Смоленском походе у государя вместе в рындах были.
— А сказывали, будто он худородный!
— Ты не вздумай с ним
— Что, неужто так строг?
— Нет, вот если бы ты к Михальскому попал, или к фон Гершову, тогда хлебнул бы с шила патоки!
— А кто это фон Гершов?
— Ну, ты даешь, — даже остановился в недоумении царский стольник. — Таких людей знать надо. Ладно, слушай меня. То, что раньше называлось "Государев полк" и верстался из московских чинов и царедворцев теперь делится на три части. Первая, это немцы, большую часть которых Иван Федорович из своего герцогства вывез. Командует ими полковник Кароль фон Гершов. Но поскольку немцев тех мало, то и русских к нему верстают. Но все больше из захудалых у кого и коня-то своего нет.
— А сказывали, что таких заставляют в стрельцы идти!
— Не в стрельцы, а солдаты! — поправил его Романов, — слушай дальше дойдет и до них очередь. Так вот, служить в немецких драбантах тяжко и потому там только те, кому и деваться то некуда. А для прочих два других полка: рейтарский, да драгунский. Командует ими окольничий Вельяминов, да только он при государе постоянно, а потому у рейтар всем заправляет Бутурлин, а в драгунах Панин.
— А государь?
— А что государь, ему, думаешь, есть время учениями заниматься? Хотя он может, я сам видал.
— Так что же, полком твой свояк командует?
— Так там, одно название что полк. Скорее на польский лад надо хоругвью называть.
— А что так?
— Да там еще и пехотному строю учат, так что не идут туда дворяне московские.
— Да как же это, выходит меня…
— Да помолчи ты! Государь сказывал, что будет солдатские полки заводить, а для них надо толковых офицеров, пехотный строй знающих. Так что служи прилежно, глядишь еще в полковники выйдешь.
— А в солдаты значит боярских детей безлошадных?
— Всех подряд. И служилых людей обнищавших и даточных с черных слобод. Только солдатский пока всего один батальон. Тех, кто половчее в драбанты, а поумнее в пушкари берут. Да вот еще у стольника Михальского хоругвь есть, но там и казаки и татары и говорят даже тати бывшие.
— А стрельцы?
— Стрельцы, то статья особая! Стремянные завсегда вместе с государевым полком, а других пока мало.
— И кто же ими командует?
— Стрелецкий голова Лопатин, да полуголова Анисим Пушкарев, а тебе что в стрельцы захотелось?
— Да нет, просто слышал я будто у этого Пушкарева дочки красивые.
— Где слышал?
— Да так, люди говорили…
— Меньше слушай! Нет, Глаша то красавица, спору нет, а вот Марья мала еще и языката паче всякой меры.
— Как это?
— Дразнится обидно, — помрачнел стольник.
Так за беседой они скоро оказались у ворот, где им преградили дорогу стрельцы с бердышами.
— Кто таковы и за какой надобностью? — внушительно спросил полусотник.
— Али не признал? — наклонил голову Романов.