Пушкин и его современники

Модзалевский Борис Львович

Далее из сообщений Д. Н. Баркова сохранилась его наивная заметка: «Опыт сравнения Расина с Вольтером», любопытная, однако, обращением к членам общества «Зелёной лампы» с просьбою о критике этого немудрёного «опыта».

ОПЫТ СРАВНЕНИЯ РАСИНА С ВОЛЬТЕРОМ

Не имев ни довольно познаний, ни доверенности в учёном свете, я никогда не позволил бы себе писать о таком важном предмете, если б не писал для братского общества. Много буду благодарен любезным членам общества 3<елёной> Л<ампы>, если они возьмут на себя труд показать мне мои ошибки и пополнить то, чего, по их мнению, недостаёт. С сей только надеждой я приступаю к делу.

Вольтер и Расин в одни почти лета вступили на трудное поприще театра и доказали, что ни о чём не должно судить по началу. Первый опыт Вольтера был несравненно блистательнее, нежели Расина. Вольтеров Эдип, несмотря на сухость первого действия и нелепость эпизодного лица Филоктета, без сомнения превосходит Расинову Фиваиду даже в отношении к слогу; но со всем этим Вольтер обязан успехом своей трагедии не столько собственным дарованиям, как веку и обстоятельствам. Расин начал писать тогда, как язык не был ещё совершенно обработан; он не имел других образцов, кроме нескольких трагедий Корнеля, в коих есть, без сомнения, красоты неподражаемые, но кои в рассуждении целого очень далеки от совершенства трагедий Расиновых. Вольтер же, напротив, имел учителями и Корнеля, и Расина, писал языком, обогащённым образцовыми, изящными произведениями. Оба они подражали грекам,

с той, однако, разницей, что Расин менее пользовался Еврепидом, нежели Вольтер Софоклом, и в доказательство сего он тотчас упал, как скоро оставил своего учителя; последовавшая за Эдипом Артемора писана слабым прозаическим слогом и по справедливости освистана. Напротив, Александр Расинов доказывал уже если не хорошего трагика, то по крайней мере поэта; не будучи совершенной трагедией, Александр может по справедливости назваться хорошей стихотворной пьесой. Неоспоримо, что Расин заблуждался, подражая Корнелю, тогда как должен был следовать собственному гению, — но он скоро увидел свою ошибку, и Андромаха служит тому доказательством. Вольтер, переименовав Артемору в Мариамну, исправил в ней слог, отдал на театр и опять был освистан. Итак, Расин на 28 году был уже хорошим трагиком, а Вольтер в 30 лет ещё колебался на сцене. Опечаленный неуспехом, он поехал с горя в Англию, что ему послужило в пользу: он познакомился с английскою словесностью и научился заменять гением их стихотворцев недостаток собственного дарования; но, не имея хорошего вкуса и точного о вещах понятия, он не умел и сим воспользоваться и занял их погрешности: он научился делать романические сцены и положения, несогласные с рассудком.

Следующую заметку Баркова (по-видимому, незаконченную) — о «первом актёре» Волкове — надлежит отметить как одну из ранних попыток напомнить о заслугах этого замечательного деятеля-самородка.

ЖИЗНЬ АКТЁРА ВОЛКОВА

Фёдор Григорьевич Волков, купеческий сын, родился в Ярославле 1729 года февраля 9 дня. Он был первым основателем и актёром правильного национального театра в России, несмотря на то, что ещё при царе Алексее Михайловиче существовала уже в России труппа актёров, ибо она была выписана по указу царя из немецкой земли и, стало быть, играла по-немецки. Хотя в записках об Русском театре и сказано, что люди у боярина Матвеева, обучаясь у Немцев, играли вместе с ними комедию, но как и на каком языке, не помянуто, и по всем вероятиям заключить должно, что они употреблялись в балетах, в оркестре для выходов, для ролей без речей и т. п. Во время малолетства Петра I в Заиконоспасском монастыре представлялись духовные трагедии и переведённые с французского языка комедии, как то: Врач поневоле и проч. Царевна Софья Алексеевна сама сочиняла трагедии и представляла их в теремах своих с придворными.

В 1701 году Петр Великий выписал из Данцига труппу, состоящую из 9 человек под начальством Куншта, который был вместе и автором игранных тогда пиес, и актёром.

Он обучил 12 человек русских из приказных и посадских людей, и к торжественному шествию Петра в Москву после победы над Шведами было приготовлено аллегорическое представление.

Приведём, наконец, басню Баркова «Быль» и его же остроумную шутку в стихах о букве Ъ; с этою буквою издавна вёл борьбу Дмитрий Иванович Языков, впоследствии непременный секретарь Российской академии (1835—1841) и академик Академии наук (1841—1845), издавший без «еров» две книги: «Влюблённый Шекспир. Комедия Дюваля», перевод с французского (СПб., 1807), и «Сравнения, замечания и мечтания, писанные в 1804 г. во время путешествия одним русским. Перевод с немецкого» (СПб., 1808); отрывок из «Сравнений», под заглавием: «Он должен быть профессором», также без «еров», появился ещё в «Северном вестнике» (1805. Ч. 8). Языкова за его борьбу с Ъ осмеял, как известно, ещё Батюшков в 1809 г. в своём «Видении на берегах Леты»:

…я целу ночь и день Писал, пишу и вечно буду Писать все прозой без еров… [44]

БЫЛЬ Повесин на лошадь сердился, — Сердилась лошадь на него; И конь, и всадник утомился, Да пользы мало от того. И верно этот спор надолго б продолжился, Когда б Повесина сосед Не ехал мимо на обед И в спор столь жаркой не вступился. «За что так сердишься? Чем виноват гнедой, Твой верный конь, перед тобой?» Сказал проезжий мой упрямому соседу. — Хм! не досадно ли! вот с места час не съеду, Уж лошадь! — «И мой друг! Не стыдно ль спорить с ней: Ну, слезь и докажи, что ты её умней!» Барков

44

Батюшков К. Н. Соч. Т. 1. С. 80, 327.

ПРИГОВОР БУКВЕ Ъ Ер, буква подлая, служащая хвостом, Полезла на Парнас, писать стихи пустилась; В журнале завладеть изволила листом И всех на нём бранить решилась, Судить, Рядить, — Ну, словом, хочет умной быть, Конечно, буква ер взбесилась, Ну, право, надо взять с Языкова пример И уничтожить букву Ъ. Барков

С особенным интересом, наконец, надлежит отметить в наших бумагах след участия в собраниях «лампы» кн. Сергея Петровича Трубецкого, будущего известного декабриста [45] ; по его собственному показанию, данному Верховной следственной комиссии, он недолго был членом «лампы» — «не более двух месяцев перед отъездом в чужие краи в 1819 году» [46] , а уехал он в июне этого года, — следовательно, его участие в собраниях могло быть лишь в апреле — мае месяцах, к которым, следовательно, и относится сообщаемая ниже записка Трубецкого (принадлежность её Трубецкому мы определяем по почерку), содержащая перечень книг и сочинений, рекомендованных им, для чтения и изучения, более, чем он, молодым и менее политически образованным сочленам. В перечне Трубецкого мы находим «Историю» Карамзина, Летописи, Историю Российской иерархии, то есть, — главнейшие книги по вопросам русской истории — духовной и светской, — биографические словари и сборники, монографии о Суворове, о Петре Великом, Записки Манштейна, Путешествия Олеария и Герберштейна, — вообще источники для познания отечественной истории; особенно любопытным представляется нам указание на рекомендацию Четьи Миней. Иностранные книги приведены, вероятно, как параллель к таким же русским изданиям, — для сравнительного изучения. Как известно, будущие декабристы были настроены весьма патриотично и считали необходимым развитие в себе и в других национального чувства. Вот этот список, писанный собственноручно С. П. Трубецким:

45

О

нём см. исследование Н. Ф. Лаврова в сб.: Бунт декабристов. Л., 1926. С. 129—222; об участии Трубецкого в «Зелёной лампе» — см. с. 159 указ. изд.

46

Щёголев П. Е. «Зелёная лампа». С. 28; то же в издании Центрархива: Восстание декабристов. М., 1925. T. 1. С. 53—54.

1. Dictionnaire Universel par une Societe des Savants francais, 20 vol.

2. Conversations-Lexicon.

3. Опыт Словаря Исторического.

4. Пантеон Российских писателей.

5. Российское баснословие Попова.

6. Российская Иерархия, 2 части.

…………………… Я. Орлова.

7. Русской Вестник С. Глинка с 1808.

8. Дееписание Славных мужей царствования Петра I, 2 части.

9. Древняя Российская Вивфлиофика.

10. История Суворова, Фукса.

11. Деяния Петра Великого.

12. Жизни в особенности Знаменитых мужей разных сочинителей.

13. Манштейновы Записки.

14. Жизнь Петра Великого, Феофана Прокоповича.

15. Вообще летописи и Истории Российские.

16. Dictionnaire de Moncry.

17. Вообще иностранные Лексиконы и Истории.

18. Записки Знаменитых путешественников по России, как то Олеария, Герберштейна и т. п.

19. Периодические издания, где помещены жизнеописания сл<авных> муж<ей> Рос<сийских>.

20. Gallerie militaire.

21. Чети Минея.

22. Церковная История Митрополита Платона.

23. Драматический Вестник.

24. Карамзина История.

25. Дух [47] .

47

Вероятно, известный энциклопедический журнал, издававшийся с 1815 г. Г. М. Яценковым — «Дух журналов», а не «Дух законов» Монтескьё.

Участие в собраниях «Зелёной лампы» барона А. А. Дельвига выразилось, судя по нашим бумагам, лишь в чтении трёх его стихотворений: «Фанни», «К мальчику» и «Дафна»; второе и третье стихотворения вошли уже давно в издания сочинений Дельвига, но, как было указано выше, в пьесе «К мальчику» любопытно отметить важную редакционную поправку Пушкина и некоторые варианты, а про «Дафну» следует сказать, что она хотя и известна в печати, под заглавием «Первая встреча» [48] , но с пропуском двух строф и с некоторыми вариантами; кроме того, надлежит отметить, что писано стихотворение рукою Боратынского, тогда (1819 г.) сожителя Дельвига; наконец, пиеса «Фанни» — эта изящная «Горацианская ода» — стала известна лишь недавно, по публикации М. Л. Гофмана в альманахе Пушкинского Дома «Радуга» (Пб., 1922. С. 39—40) и в его же книжке «Дельвиг. Неизданные стихотворения» (Пб., 1922. С. 50 и 125), с любопытным комментарием, объясняющим III строфу 4-й главы «Евгения Онегина» [49] , и в двух редакциях — первоначальной и окончательной; текст бумаг «Зелёной лампы» занимает, по-видимому, среднее место, то есть даёт вторую редакцию. Приводим текст всех трёх пиес Дельвига.

48

Дельвиг А. А. Соч. СПб., 1850. С. 108—110.

49

Вероятно, эту же Фанни упоминает и Пушкин в своём послании к М. А. Щербинину, того же 1819 г. По-видимому, это была довольно известная звезда тогдашнего полусвета (ср.: Щербачев Ю. Н. Приятели Пушкина М. А. Щербинин и П. П. Каверин. М., 1913. С. 15 [дважды], 16, 182.

ФАННИ Члена Дельвига Мне ль под оковами Гимена Всё видеть то же и одно Моё блаженство — перемена, Я дев меняю, как вино. Темира, Дафна и Лизета Давно, как сон, забыты мной, И их для памяти поэта Хранит лишь стих удачный мой. Чем девы робкой и стыдливой Неловкость видеть, слышать стон, Дрожать и миг любви счастливой Ловить её притворной сон, — Не слаще ль у прелестной Фанни Послушным быть учеником, Платить любви беспечно дани И оживлять восторги сном.

К МАЛЬЧИКУ Члена Дельвига Мальчик, солнце встретить должно С торжеством в конце пиров: Принеси же осторожно И скорей из погребов Матерь чистого веселья, Влагу смольную вина, Чтобы мы, друзья похмелья, Не нашли в фиале дна. Не забудь края златые Плющем, розами увить: Весело в года седые Чашей молодости пить, Весело хоть на мгновенье, Бахусом [50] [Грёзами] наполнив грудь, Обмануть воображенье И в былое заглянуть.

50

Поправка рукой Пушкина.

ДАФНА Мне минуло шестнадцать лет, Но сердце было в воле; Я думала, что целый свет Лишь бор, поток и поле… К нам юноша пришёл в село. Кто он? отколь? — не знаю, Но всё меня к нему влекло, Всё мне твердило — знаю. Его кудрявые власы Вкруг шеи обвивались, Как злак сияет от росы, — Сияли, рассыпались; И взоры пламенны его Мне что-то изъясняли; Мы не сказали ничего, Но уж друг друга знали… Как с розой ландыш, бел он был, — Милее не видала; Он мне прилежно говорил, Но что? — не понимала. Куда пойду — и он за мной, Мне руку пожимая, Увы! и ах! твердил с тоской, От сердца воздыхая. «Что хочешь ты?» — спросила я: «Скажи, пастух унылый». И обнял с жаром он меня И тихо назвал милой… И мне б тогда его обнять, Но рук не поднимала: На груди потупила взгляд, Бледнела, трепетала. Ни слова не сказала я… За что ж ему сердиться? Зачем оставил он меня И скоро ль возвратится? Дельвиг