Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…
Шрифт:
Вот мы и приехали в Михайловское, дорогой Дмитрий. Увы, лошадей нет, и мы заключены в нашей хижине, не имея возможности выйти, так как ты знаешь, как ленивы твои сестрицы, которые не любят утруждать свои бедные ножки. Ради бога, любезный брат, пришли нам поскорее лошадей, не жди, пока Любка оправится, иначе мы рискуем остаться без них все лето. Таратайка тоже нам будет очень кстати. Ты был бы очень мил, если бы приехал к нам. Если бы ты только знал, как я нуждаюсь в твоих советах. Вот я облечена титулом опекуна и предоставлена своему глубокому невежеству в отношении всего того, что касается сельского хозяйства. Поэтому я не решаюсь делать никаких распоряжений из опасения, что староста рассмеется мне прямо в лицо. Мне кажется, однако, что здесь все идет как бог на душу положит. Говоря между нами, Сергей Львович почти не занимался хозяйством. Просматривая счета конторы, я прежде всего поняла, что это имение за 4 года дало чистого
«5 июня 1841 г. Михайловское
Хотя я и писала тебе в своем последнем письме, дорогой и добрейший брат, что я не осмеливаюсь настаивать и просить тебя прислать мне деньги, которые ты обещал, я, однако, все же вынуждена снова докучать тебе. В моем затруднительном положении я не знаю больше никого, к кому могла бы обратиться. Наступило время, когда Саша и я должны вернуть Вяземскому 1375 рублей. Потом, так как я дала поручение подыскать нам в П. [157] квартиру, придется давать задаток. Следственно, если ты не придешь мне на помощь, я, право, не знаю, что делать. Касса моя совершенно пуста, для того чтобы как-то существовать, я занимаю целковый у Вессариона [158] , другой – у моей горничной, но и эти ресурсы скоро иссякнут. Занять здесь невозможно, так как я никого тут не знаю. Ради бога, любезный и дражайший братец, прости меня, если я тебе так часто надоедаю по поводу этих 2000 рублей. Надеясь на твое обещание, я соответственно устроила свои дела, и эта сумма – единственная, на что я могу рассчитывать для расплаты с долгами и на жизнь до сентября.
157
Петербург.
158
Виссарион – слуга Натальи Николаевны.
Мой свекор находится здесь уже несколько недель, и я пользуюсь минуткой, пока он отлучился, чтобы написать тебе эти несколько строк. Хочу еще надоесть тебе с одной просьбой, но мне уже не так тяжело к тебе с ней обратиться. Не забудь о запасе варенья для нас; я не могу его сделать здесь, потому что тут почти нет фруктов; ты нам не откажешь, не правда ли, мой добрый братец?
Прощай, вот уже свекор возвращается домой, и я оставляю тебя, целуя от всего сердца тебя, жену, а также столько детей, сколько теперь у вас имеется, так как я надеюсь, что уже есть прибавление семейства.
Ради бога, хоть словечко в ответ, не следуй пословице: на глупый вопрос не бывает ответа».
(Начала письма нет)
«…для уплаты долгов и расходов по переезду; остальные 1000 руб. предназначаются мне на прожитие до сентября. Итак, я сейчас сижу без копейки и буду в таком же положении, даже если ты мне пришлешь майские 1000 руб., так как они должны пойти на уплату долга кн. Вяземскому. Поэтому прошу тебя, дорогой и добрейший брат, сделай милость, пришли мне 2000 сразу. Ради бога не сердись на меня, но я действительно нахожусь в отчаянном положении, хотя и живу в деревне, но в этом имении ничего нет и все надо покупать на первых порах. Надеюсь, что в будущем году я устроюсь здесь лучше, но сейчас я нахожусь в большом затруднении. Признаюсь тебе, дорогой брат, что я горячо молю бога, чтобы ты приехал, твое присутствие было бы для меня такой большой милостью, я брожу как в потемках, совершенно ничего не понимая, и вынуждена играть свою роль, чтобы староста и не подозревал о моем глубочайшем невежестве. Прощай, дорогой и добрейший брат, целую тебя от всего сердца и люблю по-прежнему, еще раз прости за мою постоянную докучливость, я сама это сознаю. Поцелуй нежно свою жену, желаю ей счастливых родов, и расцелуй обоих мальчиков. Не знаю, разберешь ли ты мои каракули, у меня плохое перо,
Михайловское. Литография П. А. Александрова по рисунку И. С. Иванова. 1837 г.
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой
И скромную семьи моей обитель…
(А. С. Пушкин, «Домовому», Михайловское, 1819 г.)
В течение всего лета Наталья Николаевна тщетно умоляла брата приехать и помочь ей своими советами, но так и не дождалась его. Отчасти это можно объяснить тем, что Дмитрий Николаевич ожидал родов жены (она родила 30 июня); заблаговременно до этого события он отвез ее в Калугу, потом, очевидно, прожил там с ней какое-то время после родов, пока можно было ей вернуться в Полотняный Завод. А там уже, ближе к осени, он, наверное, счел излишним ехать, полагая, что сестра в сентябре вернется в город. Дмитрий Николаевич так и не прислал ей деньги, которые был ей должен, и, видимо, вообще почти не писал ей: о рождении дочери он сообщил только 18 августа.
Бедная Наталья Николаевна чувствовала себя совершенно беспомощной, впервые очутившись одна в деревне, ничего не понимая в сельском хозяйстве. Как мы видим, Сергей Львович приехал в Михайловское задолго до Натальи Николаевны и прожил там до конца августа. В письме от 9 сентября 1841 года из Царского Села Вяземский пишет Наталье Николаевне, что встретил там ее свекра, вернувшегося из Михайловского. Высказывавшееся в некоторых исследовательских работах предположение, что Сергей Львович жил не в одном доме с невесткой, а в Тригорском у Осиповой или в Голубове у Вревских, письмом от 5 июня опровергается. Полагаем, что если бы даже у него и было такое намерение, Наталья Николаевна никогда не допустила бы этого, во избежание сплетен и пересудов. Но, учитывая мелочный и придирчивый характер свекра, думаем, что жизнь с ним доставила ей немало неприятных минут. Недаром остроумный Вяземский в письме к Наталье Николаевне называет его «бо-перчиком» [159] .
159
Игра слов: beau-риге – свекор (фр.).
Вспомним здесь, что отношения Пушкина с отцом всю жизнь были холодными. И хотя Сергей Львович искренне переживал гибель сына, отголоски этих отношений чувствуются и в последующие годы. Так, Сергей Львович отказался от своей доли наследства после смерти сына не в пользу вдовы с четырьмя детьми, а в пользу Ольги Сергеевны. «Подаренное» им в 1831 году Пушкину к свадьбе Кистенево было передано только в пожизненное владение и после смерти поэта вновь вернулось в собственность отца. В 1837 году по распоряжению Николая I была снята всякая задолженность с болдинских поместий старика Пушкина, следовательно, он получал значительные доходы, но, оплачивая карточные и другие долги младшего сына Льва, ничем не помогал Наталье Николаевне. И, как мы увидим далее, одолжив ей 2000 рублей, потребовал с нее «обеспечение» уплаты в виде письма в контору Строганова, с тем чтобы эти деньги вычли из ее пенсии…
Осложняли финансовые дела Натальи Николаевны и гости, посетившие в это лето Михайловское. В конце июля проездом с больной женой за границу заехал навестить сестер Иван Николаевич. Об этом до сих пор не было известно, мы узнаем это впервые из нижеприводимого письма. Иван Николаевич Гончаров, ротмистр лейб-гвардии гусарского полка, блестящий красавец, был женат на Марии Ивановне Мещерской, родители которой, как мы уже упоминали, были близкими соседями Натальи Ивановны по Яропольцу. А. В. Мещерский, племянник Марии Ивановны, так говорит о своей тетке:
«…Марья Ивановна была смолоду очень красива и соединяла блестящие дарования и остроумие с подкупающей добротой и необыкновенной пылкостью и отзывчивостью сердца».
В декабре 1840 года Иван Николаевич уволился со службы, как сказано в приказе, «по домашним обстоятельствам», по-видимому, в связи с тяжелой болезнью жены. По совету врачей он повез ее за границу лечиться. О приезде Гончаровых Наталья Николаевна писала Дмитрию.
«30 июля 1841 г. Михайловское