Пушкин, кружка, два ствола
Шрифт:
Ничего великого в Россоши не было. Вокруг центральной площади, поименованной, естественно, площадью Ленина, сбились плечом к плечу ветхие трехэтажки. По вылинявшим стенам грязно-желтого цвета расползались густые ветви трещин. В центре площади, естественно, возвышался сам Ленин, указующе воздев руку с кепкой. На гранитном постаменте кто-то подписал кривыми прыгающими буквами: «Идите в жопу, дорогие товарищи». Слово «жопа» безжалостная рука цензора попыталась смыть, но только размазала, придав изречению чарующую недосказанность.
— Концептуальненько, —
Крохотное двухэтажное здание местной администрации робко выглядывало из-за разросшихся еловых зарослей. В чугунных вазонах перед крыльцом вяло покачивали рыжими головами чахлые бархатцы. Остановив машину рядом с чьим-то до блеска надраенным «Пассатом», Дина неспешно выбралась наружу, потрясла ногами, сделала несколько махов руками и вытащила из кармана телефон.
— Ирина Сергеевна? Добрый день. Я приехала. Как вас найти?
— Добрый день. Второй этаж, двадцать седьмой кабинет, — пропело томное грудное контральто. — Идите через левое крыло, так будет ближе.
Холл встретил Дину гулкой равнодушной пустотой. В обе стороны от двери разбегались узкие паласы — когда-то ярко-красные, а сейчас бурые, с проглядывающими желтоватыми нитями основы. В конце холла скрывалась затертая до глубоких впадин мраморная лестница с коваными перилами. Осторожно шагая по неровным ступеням, Дина поднялась на второй этаж и завертела головой, определяя направление.
— Сюда, сюда! — замахала рукой полная невысокая женщина в темно-синем трикотажном платье. — Проходите!
Низкий грудной голос летел по пустынному коридору, рождая гулкое эхо.
— Добрый день еще раз, — широко улыбнулась Дина, делая шаг вперед. — Я Дина Маратовна, очень рада с вами познакомиться.
Женщина удивленно посмотрела на протянутую руку, но все-таки пожала пухлой ладошкой кончики пальцев.
— Мне тоже. Петр Владимирович много о вас рассказывал. Очень, очень хвалил как специалиста, — подхватив Дину под руку, Ирина Сергеевна увлекла ее в кабинет. — Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Может, чайку с дороги? — одной рукой Ирина Сергеевна включила чайник, другой — сняла с полки коробку конфет. — Вот, угощайтесь. Вы же, наверное, с утра не ели.
— Спасибо, — прицелившись, Дина взяла круглую глянцевую конфетку и раскусила. Рот тут же наполнился сладко-жгучим ликером.
— Кажется, вы окончили Санкт-Петербургский государственный университет? — Ирина Сергеевна до краев наполнила чашки кипятком. По кабинету поплыл химозный аромат питайи.
— Именно так. Санкт-Петербургский университет, — Дина взяла из коробки вторую конфету. — Но по специальности работала мало.
— Это ничего… Это поправимо. Было бы желание, а опыт наработать всегда можно. У нас, в провинции, всегда дефицит квалифицированных кадров, — сдвинув в сторону висящую на подлокотнике вязаную шаль, Ирина Сергеевна грузно опустилась в кресло. — Не жалеете, что оставили Питер?
— Не о чем там жалеть.
— Ну да, ну да… — Ирина Сергеевна тоже взяла конфету, раскусила — и мечтательно прикрыла глаза. — Насколько я поняла, у вас были личные обстоятельства?
— Да. Очень неприятный развод.
— Простите за навязчивость, но вы будете работать
— Ничего страшного. Я все понимаю,— глубоко вдохнув, Дина приготовилась излагать тщательно отработанную легенду. — Муж изменил, мы разошлись, квартира была записана на свекровь.
— А цены на аренду в Питере для обычной учительницы высоковаты, — понятливо закивала Ирина Сергеевна. — Ничего страшного. Мы вам и квартиру дадим, и дровишек выпишем, и с ремонтом поможем, если вдруг что-то понадобится. Приходите, рассказывайте — я все организую.
— Спасибо. Вы очень меня выручили с этой работой.
— Ну что вы. Это я вас должна благодарить. Все лето человека на должность библиотекаря искали — и никого. Ни одного человека. А тут вдруг аж целая выпускница университета. Еще и на дополнительную нагрузку согласна.
— Кажется, это какой-то литературный кружок?
— Да. Мария Степановна и русский преподает, и обществознание, и историю. А лет ей, между прочим… — Ирина Сергеевна прервалась, что-то подсчитывая на пальцах. — Восьмой десяток пошел. Мария Степановна еще тетку мою учила. Ну куда ей в таком возрасте внеклассные нагрузки? Поэтому вот, будем просить вас. Два раза в неделю, для младших и для старших классов. Я дам вам программу — там ничего сложного, просто беседы о классике, детишки у нас славные, отзывчивые, обижать не будут… — воровато стрельнув глазами в сторону, Ирина Сергеевна тут же заулыбалась и подтолкнула к Дине коробку. — Да вы кушайте, кушайте конфетки! А я пока ключи из сейфа заберу. Поедете новую квартиру смотреть.
Дерматиновая дверь ощерилась на Дину широким оскалом разреза. Из-под черной обивки торчали пыльные клочки ватина. С трудом повернув ключ, Дина шагнула в темный коридор и глубоко, через рот выдохнула. В густом застоявшемся воздухе отчетливо ощущался аромат прогорклого жира, валокордина и кошачьей мочи. Не то чтобы Дина всерьез верила, что получит новенькую студию с панорамными окнами, но это…
— …Твою ж мать.
С тяжелым металлическим лязгом опустив на пол сумку, Дина развернулась и двумя ладонями зашарила по стенам. Выключатель обнаружился около вешалки, в трех шагах от двери. Мысленно пожелав неведомому проектировщику всего самого наилучшего и больших успехов в интимной жизни, Дина включила наконец свет. Узкий, как прямая кишка, коридор, убегал вперед — в черные недра квартиры. Не разуваясь, Дина пошла вперед, включая по пути следования свет. Гостиная с чешским сервантом и неизбежным диваном. Крохотная кухонька. И спальня. Подозрительно пнув ботинком дешевенькую, но совершенно новую двуспалку, Дина понимающе хмыкнула.
Либо местные власти истово заботятся о личной жизни педагогического состава — либо бабка, обитавшая в этой квартире, умерла в старой кровати, безнадежно попортив ее в процессе. Или после процесса — тоже рабочий вариант. Если бы кто-то предложил ставку, Дина не задумываясь поставила бы на бабку.
Запихав увесистый короб с огнестрелом под кровать, Дина развесила в шкафу вещи. Строгие юбки ниже колена и светлые, как слеза пионера, блузки казались чужими — словно их сняли с другой, незнакомой и неприятной женщины.