Пушкин, кружка, два ствола
Шрифт:
Последними в шкаф отправились туфли на низком устойчивом каблуке. Разумный компромисс между протокольными лодочками и совершенно непротокольными кроссовками.
Если бы школе вакантной была должность учителя физкультуры… С другой стороны — в школе могла быть вакантной должность завхоза. А единственная хозяйственная вещь, которую освоила к тридцати годам Дина Белоцкая — качественно и сноровисто обтесывать колья.
Очень полезный навык.
Хоть против шайки упырей, хоть против комиссии из области.
На улице уже вечерело. Тусклое осеннее солнце стремительно катилось к горизонту, и темные тени медленно выползали из-под деревьев.
Удобно, когда работа близко от дома.
Траву на кладбище не косили давно, и памятники стояли по пояс в зеленых волнах. Далеко вверху шуршали высушенной за лето хвоей сосны, рождая холодный, шепчущий звук. Шепот заполнял пространство, пропитывал его, как вода — губку, накатывался волнами с порывами ветра. Дина неспешно шла вдоль рядов могил, разглядывая таблички. Умер в девяносто восьмом. Умер в восемьдесят третьем. Умер в шестьдесят шестом. Со старых памятников равнодушно глядели на Дину пыльные, выцветшие лица. Иногда попадались могилки посвежее — двухлетней, трехлетней давности. Гладенькие, еще не утратившие блеска памятники казались неприлично роскошными в окружении потрескавшихся, рассыпающихся плит из фальшивого мрамора. Но даже эти гранитные щеголи были слишком старыми. Дина искала свежие могилы.
Первые обескровленные трупы начали находить в июле. Возможно, до этого вурдалак был в не в кондиции и заканчивал трансформацию — а значит, накинем еще месяцок. Получается, приблизительная дата смерти — май или июнь.
Таких обнаружилось на кладбище всего три. Гольцов Юрий Михайлович, тридцать восьмого года рождения, Тарновская Тамара Васильевна пятьдесят четвертого и Любовецкая Анжела Дмитриевна семьдесят девятого.
К последней могилке Дина присматривалась дольше всего. Нашарив в кармане сигареты, медленно прикурила, выпуская бледный дым в наливающееся темной ночной синевой небо. Полноватая, но очень миловидная блондинка глядела на нее с фотографии оценивающим взглядом. В надвигающихся сумерках густо накрашенный рот казался перепачканным кровью.
Если включить воображение, если представить, как она улыбается, кокетливо взмахивает ресницами и томно вздыхает… Такая вполне может понравиться.
Заметив на пустынной дороге милую пухленькую блондинку, одинокий водитель запросто пригласит ее в машину. Немножечко пофлирует. Купит в ближайшей «Пятере» бутылку вина. И повезет к себе, в холостяцкое гнездышко.
Сам отопрет в дверь — и сам впустит в дом. А утром родственники найдут его обескровленное тело без видимых признаков насильственной смерти.
Похоже, командировка в Россошь будет рекордно короткой. К огромному огорчению Ирины Сергеевны — и к счастью для россошанских школьников. Никто не заслуживает пытки литературным кружком. Ни Гитлер, ни Кортес, ни Тед Банди. Никто.
Глава 2. Немного административной романтики
Глава 2. Немного административной романтики
Дружный
— Ну Оленька Николаевна, ну что же вы! Пусть девочка сначала привыкнет, освоится… Проходите, Диночка, проходите, я тут печеньице припасла.
Под ласковое воркование Марии Степановны Дина устроилась в старом потрепанном кресле, взяла из вазочки густо присыпанное сахаром домашнее печенье и затаилась. Позабыв на время о новенькой, педагогический коллектив рухнул в пучину текущих проблем. Минобр прислал для заполнения новый отчет, но не прислал объяснений, что же он хочет в этом отчете видеть. В туалете сам собой раскололся унитаз, и нужно было срочно изыскивать средства для покупки нового. Девятый класс под предводительством некоего Маркушева сбежал с последнего урока и оккупировал игровую площадку в детском саду, вступив в конфликт с воспитательницами. Фраппированные воспитательницы позвонили директору и крайне негативно отозвались о воспитательном процессе, протекающем в школе номер один.
— Что делать будем? — Ираида Ивановна, директор, нервным движением поправила вытравленный добела жесткий локон.
— С Маркушевым? — безнадежно переспросила Ольга Николаевна.
— Да с Маркушевым ничего не сделать уже. С воспитательницами! Танька мне уже третий раз звонит, отчитывает, как девочку. Можно подумать, наши олухи с корнями там эти грибки паршивые выкорчевали. Покатались на карусельках, полаялись немного да и ушли. А Танька мне теперь мозги чайной ложечкой вычерпывает.
— Может, краску ей подарить? — задумчиво протянула худенькая женщина в серой водолазке. Вроде бы учительница истории. Или географии — лица и имена в голове у Дины уже безнадежно перемешались. — Хорошая краска, бежевая такая. У меня с летнего ремонта осталась парочка банок.
— Еще чего! Знаете, сколько я от родителей за эту краску выслушала?! — тут же взвилась Ираида Ивановна. — Всего сотка в месяц — а скандалов было, как будто я последнюю корку хлеба в голодный год забираю.
— Да-да, не надо краску, — вступила учительница английского. — Я третий год прошу парты в седьмом кабинете перекрасить.
— А вы, Нина Петровна, могли бы и сами краску купить! — поджала губы женщина в серой водолазке. — Вы же находите время для репетиторства? Вот и для школы приложите некоторые усилия.
— Чем я занимаюсь в свободное время — сугубо мое личное дело!
— Вот и занимайтесь личным! А в общественный карман руку не суйте!
— Не надо завидовать, Светлана Михайловна, не надо завидовать! Я же не виновата, что дети хотят заниматься английским. География, увы, не самый полезный предмет…
— Да просто я весь материал на уроках рассказываю! А не посылаю детей в учебники!
— О да. Ваши дети действительно очень давно не открывали учебники…
— Коллеги, пожалуйста, успокойтесь! — вскинула пухлые ладони директор. — Светлана Михайловна, Нина Петровна, ну зачем вы так! Это всего лишь краска.