Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников
Шрифт:
А. Я. Булгаков – кн. О. А. Долгоруковой, 2 февр. 1837 г. – Кр. Арх., 1929, т. II, с. 224.
Накануне дуэли был раут у графини Разумовской. Кто-то говорит Вяземскому: «Пойдите, посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Д’Аршиаком; тут что-нибудь недоброе». Вяземский отправился в ту сторону, где были Пушкин и Д’Аршиак; но у них разговор прекратился.
П. И. Бартенев со слов кн. В. Ф. Вяземской. – Рус. Арх., 1888, т. II, с. 312.
26-го на балу у графини
Кн. П. А. Вяземский – вел. кн. Михаилу Павловичу, 14 февр. 1837 г. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 261.
Рассказывают, что Пушкин звал к себе в секунданты секретаря английского посольства Магениса; он часто бывал у графини Фикельмон, – долгоносый англичанин, которого звали perroguet malade (больной попугай), очень порядочный человек, которого Пушкин уважал за честный нрав.
Арк. О. Россет. – Рус. Арх., 1882, т. I, с. 248.
(27янв.) Встал весело в восемь часов – после чаю много писал, часу до 11-го.
В. А. Жуковский. Конспективные заметки. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 285.
Я настаиваю еще сегодня утром на просьбе, с которою я имел честь обратиться к вам вчера вечером. Необходимо, чтобы я имел свидание с секундантом, которого вы выберете, притом в самое ближайшее время. До полудня я буду дома; надеюсь раньше этого времени увидеться с тем, кого вам угодно будет ко мне прислать.
Виконт д’Аршиак – Пушкину, среда, 27 янв., 9 час. утра. – Переписка Пушкина, т. III, с. 449 (фр.).
Я не имею никакого желания вмешивать праздный петербургский люд в мои семейные дела; поэтому я решительно отказываюсь от разговоров между секундантами. Я приведу своего только на место поединка. Так как г. Геккерен меня вызывает, и обиженным является он, то он может сам выбрать мне секунданта, если увидит в том надобность: я заранее принимаю его, если бы даже это был его егерь. Что касается часа, места, я вполне к его услугам. Согласно нашим, русским обычаям этого вполне достаточно… Прошу вас верить, виконт, – это мое последнее слово, мне больше нечего отвечать по поводу этого дела, и я не двинусь с места до окончательной встречи.
Пушкин – виконту д’Аршиаку, 27 янв. 1837 г. (фр.).
Оскорбив честь барона Жоржа Геккерена, вы обязаны дать ему удовлетворение. Это ваше дело – достать себе секунданта. Никакой не может быть речи, чтоб его вам доставили. Готовый со своей стороны явиться в условленное место, барон Жорж Геккерен настаивает на том, чтобы вы держались принятых правил. Всякое промедление будет рассматриваться им как отказ в удовлетворении, которое вы ему обязаны дать, и как попытка огласкою этого дела помешать его окончанию. Свидание между секундантами, необходимое перед встречей, становится, если вы все еще отказываете в нем, одним из условий барона Жоржа Геккерена; вы же мне говорили вчера и писали сегодня, что принимаете все его
Виконт д’Аршиак – Пушкину, 27 янв. 1837 г. – Переписка Пушкина, т. III, с. 450 (фр.).
27 января, в первом часу пополудни, встретил его, Данзаса, Пушкин на Цепном мосту, что близ Летнего сада, остановил и предложил ему быть свидетелем одного разговора.
К. К. Данзас. Показание перед военным судом. – Дуэль Пушкина, с. 99.
27 января 1837 г. К. К. Данзас, проходя по Пантелеймоновской улице, встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К. О. Россет: Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к Россету и, не застав последнего дома, поехал к нему. Пушкин остановил Данзаса и сказал:
– Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора.
Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершенно о посторонних вещах. Таким образом доехали они до дома французского посольства, где жил д’Аршиак. После обыкновенного приветствия с хозяином, Пушкин сказал громко, обращаясь к Данзасу: «Теперь я вас введу в сущность дела», и начал рассказывать ему все, что происходило между ним, Дантесом и Геккереном.
Пушкин окончил свое объяснение следующими словами:
– Теперь я вам могу сказать только одно: если дело это не закончится сегодня же, то в первый же раз, как я встречу Геккерена, – отца или сына, – я им плюну в физиономию.
Тут он указал на Данзаса и прибавил:
– Вот мой секундант.
Потом обратился к Данзасу с вопросом:
– Согласны вы?
После утвердительного ответа Данзаса Пушкин уехал, предоставив Данзасу, как своему секунданту, условиться с д’Аршиаком о дуэли.
А. Н. Аммосов. Последние дни Пушкина, с. 18.
За несколько часов до дуэли Пушкин говорил д’Аршиаку, секунданту Геккерена, объясняя причины, которые заставляли его драться: «Есть двоякого рода рогоносцы: одни носят рога на самом деле; те знают отлично, как им быть; положение других, ставших рогоносцами по милости публики, затруднительнее. Я принадлежу к последним».
Кн. П. А. Вяземский – вел. кн. Михаилу Павловичу, 14 февр. 1837 г. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 260 (фр.).
К пояснению обстоятельств, касающихся до выбора секунданта со стороны Пушкина, прибавлю я еще о сказанном мне г. д’Аршиаком после дуэли; т.е. что Пушкин накануне несчастного дня у графини Разумовской на бале предложил г-ну Магенису, находящемуся при английском посольстве, быть свидетелем с его стороны, на что сей последний отказался. Соображая ныне предложение Пушкина г-ну Магенису, письмо его к д’Аршиаку и некоторые темные выражения в его разговоре со мною, когда мы ехали на место поединка, я не иначе могу пояснить намерения покойного, как тем, что по известному мне и всем знавшим его коротко высокому благородству души его он не хотел вовлечь в ответственность по своему собственному делу никого из соотечественников; и только тогда, когда вынужден был к тому противниками, он решился наконец искать меня, как товарища и друга с детства, на самоотвержение которого он имел более права считать.