Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)

Вересаев Викентий Викентьевич

– Карош суп?

Корнилов растерялся и медвежонком ответил:

– Oui, monsieur!

Императрица улыбнулась и пошла дальше, не делая больше вопросов, а Корнилов тотчас попал на зубок к товарищам, и его долго преследовала кличка Monsieur.

Был он один из самых молодых учеников курса, полный бутуз с большой головой, добродушный, очень словоохотливый, остроумный. Кличка ему почему-то была Сибиряк. Корф о нем пишет: «Светлая голова и хорошие дарования. В лицее он ленился и притом вышел оттуда чрезвычайно молод: но после сам окончил свое образование и сделался человеком очень нужным и полезным».

По окончании лицея Корнилов поступил в гвардию. Был арестован по подозрению в прикосновенности к декабристам, но освобожден без последствий. В 1828 г., при штурме Варны, был

легко ранен в нос и контужен в живот. Через четыре года перешел на штатскую службу с чином действительного статского советника. Был киевским губернатором, потом тамбовским и вятским. «О нем слава отличная», – писал Энгельгардт Матюшкину. В Вятке в то время жил ссыльный Герцен; он с теплым чувством отзывается о Корнилове, называет его благородным человеком и описывает так: «Высокий, толстый и рыхло-лимфатический мужчина, лет около пятидесяти, с приятно улыбающимся лицом и с образованными манерами. Он выражался с необычайной грамматической правильностью, пространно, подробно, с ясностью, которая в состоянии была своей излишностью затемнить простейший предмет. Он покупал новые французские книги, любил беседовать о предметах важных и дал мне книгу Токвиля о демократии в Америке на другой день после приезда. Он был умен, но ум его как-то светил, а не грел. К тому же он был страшный формалист, – формалист не приказный, а как бы это выразить?.. Его формализм был второй степени, но столько же скучный, как и все прочие».

О лицее Корнилов всегда вспоминал с большим восторгом, так что одна дама сказала: «Если бы у меня был сын, я не была бы спокойна, пока не знала бы, что он принят в лицей».

Александр Дмитриевич Тырков

(1799–1843)

Сын капитана. Очень неспособный. Говорил несвязно и сбивчиво, был неловок, застенчив и молчалив. Ходил как-то бочком, бочком даже танцевал; постоянно употреблял выражение «ma foi!» [245] . Прозвание ему было дано Кирпичный брус за коренастое телосложение и смуглобурый цвет курносого лица. Еще прозвища его: Курносый кеп, Курнофеиус, Тырковиус. Несмотря на свою неодаренность и молчаливость, Тырков как-то умел объединять вокруг себя товарищей, и в ряде лицейских стихотворений отмечается эта его способность:

245

«Моя вера!»(фр.) – Ред.

Здесь над паясами главоюПоставлен без царя Тырков,Являет всем пример собою,И у него паясам кров.

Или:

Паясы! Тыркус, Брус Кирпичный,Над вами сделан головой.За ним весь штаб его отличный…

И в штабе поименовываются Яковлев, Илличевский, Маслов и даже Вольховский.

Из лицея Тырков был выпущен в конно-егерский армейский полк, но уже в 1822 г. вышел в отставку штаб-ротмистром. Летом хозяйничал в новгородской своей деревне, зимой приезжал в Петербург с большим обозом мерзлых гусей и другой деревенской снеди и, молча, угощал приятелей хорошими обедами и винами. Первое время лицейские годовщины справлялись на его квартире. Дошел до нас протокол годовщины 1828 г., писанный рукой Пушкина: «Собрались на пепелище скотобратца курнофеиуса Тыркова (по прозвищу Кирпичного Бруса) восемь человек скотобратцев…» В описании, кто что делал на празднике, о Тыркове сказано: «Тырковиус безмолвствовал».

Под конец жизни Тырков сошел с ума, сидел, запершись в комнате, вырезывал бумажки и пускал их по ветру.

Граф Сильверий Францевич Броглио

шевалье де Касальборгоне

(1799 – в 20-х)

Из очень знатного, но обедневшего сардинского патрицианского рода. Отец его после французской и пьемонтской революций приехал в Россию

и поступил на русскую военную службу. Фамилия по-русски почему-то писалась «Броглио», хотя по выговору следовало бы «Брольо». Мальчик способностями не блистал. Неизменные о нем отзывы преподавателей: «весьма ограниченных дарований», «слабая память» и т. п. На вопросы отвечал быстро, не задумываясь, и всегда невпопад. Упреками и насмешками с ним ничего нельзя было сделать, но на ласковые увещания был он очень отзывчив. Числился одним из самых последних учеников. Пушкин писал в стихотворении «19 октября 1825 г.»:

Пускай опять Вольховский сядет первый,Последним я, иль Броглио, иль Данзас.

В шалостях и озорстве Броглио был зато везде первым. Он, во главе буйной ватаги товарищей, делал набеги на царский фруктовый сад, они снимали через забор наливные яблоки и колотили садовников. Какие-то озорные дела числились за Броглио и на птичьем дворе. В «Пирующих студентах» Пушкин обращается к нему так:

А ты, красавец молодой,Сиятельный повеса!Ты будешь Вакха жрец лихой,На прочее – завеса!Хотя студент, хотя я пьян,Но скромность почитаю;Придвинь же пенистый стакан,На все благословляю.

Был он косоглаз и левша. Носил на груди мальтийский орден, на который почему-то имел права.

По окончании лицея Броглио уехал на родину в Пьемонт и там поступил на военную службу. Участвовал в революционном восстании против пьемонтского короля, был лишен чинов и орденов и изгнан из пределов сардинского королевства. В двадцатых годах сложил голову в Греции в борьбе за освобождение греков: впрочем, последнее, по-видимому, неверно: кажется, это был другой граф Броглио.

Федор Христианович Стевен

(1797–1851)

Швед из Финляндии, сын управляющего таможней в городе Фридрихсгаме Выборгской губернии. Имел, по отзыву лицейского начальства, «тихие способности, едва приметные». Был мальчик болезненный, молчаливый и скромный, русским языком владел плохо. Кличка ему была Швед. Был впоследствии выборгским губернатором и товарищем министра статс-секретариата великого княжества Финляндского. В административной своей деятельности, как и в жизни, был пассивен и бесцветен.

Аркадий Иванович Мартынов

(1801–1850)

Сын директора департамента министерства народного просвещения, переводчика греческих классиков И. И. Мартынова. Был один из самых молодых воспитанников курса. Очень степенный, невозмутимо-равнодушный. В науках не блистал ни умом, ни способностями, но выказывал склонность к гимнастике и хорошо рисовал. Участвовал в лицейских журналах – по-видимому, как рисовальщик. Его упоминает Пушкин в своей поэме «Монах» (1813):

Но Рубенсом на свет я не родился,Не рисовать, я рифмы плесть пустился.Мартынов пусть пленяет кистью нас,А я – я вновь взмостился на Парнас.

В списке семнадцати воспитанников, выпущенных из лицея на гражданскую службу, Мартынов помещен по успехам последним. По окончании лицея служил в департаменте министерства народного просвещения, дослужился до начальника отделения и статского советника. С товарищами по лицею не видался. Яковлев в 1835 г. писал Вольховскому: «Мартынов трудится с утра до вечера. Ужасно исхудал. Сидит дома и не видится даже с лицеистами». Впрочем, 19 октября 1836 г. он посетил празднование двадцатипятилетней годовщины основания лицея. Этот праздник был особенно многолюден, его посетили и некоторые другие товарищи, обыкновенно не бывавшие на празднованиях лицейских годовщин, – как Гревениц и Юдин. На годовщине этой, между прочим, в последний раз перед смертью присутствовал Пушкин.