Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)
Шрифт:
Деревенские знакомые
В 1679 г. вступил на русскую службу поручиком солдатского строя иноземец Гаврило Вульф. Впоследствии был полковником. Сын его Петр во времена Елизаветы Петровны состоял в чине бригадира, а внук Иван Петрович был орловским губернатором и тайным советником. У этого Ивана Петровича было много сыновей и дочерей: Петр, Павел, Иван, Николай, Наталья (в замужестве Вельяшева), Анна (в замужестве Понофидина), Екатерина (в замужестве Полторацкая). Большинство их жило в своих поместьях Тверской и Псковской губерний. Многие из членов их семейств находились в самых разнообразных отношениях с Пушкиным. В этой главе будет рассказано и о них, и вообще о деревенских знакомцах Пушкина.
Прасковья Александровна Осипова
(1781–1859)
Владелица села Тригорского Псковской губернии, соседка Пушкиных. Рожденная Вындомская, в первом браке (с 1799 г.) была за Николаем Ивановичем Вульфом (умер в 1813 г.), во втором – за отставным чиновником почтамтского ведомства, статским советником Иваном Сафоновичем Осиповым (умер 5 февраля 1824
Невысокого роста, но пропорционально сложенная, с выточенным, кругленьким, очень приятным станом; красивое черноглазое лицо портила только нижняя губа, выпячивавшаяся вперед; если бы не это, ее можно было бы почесть маленькой красавицей. Была очень жизнерадостна, во всяких обстоятельствах была довольна своим положением. Молодой еще женщиной она мало заботилась о туалетах, много читала и училась. Муж ее Николай Иванович нянчился с детьми, варил в шлафроке варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала римскую историю. Несомненно, среди тогдашних провинциальных помещиц Осипова представляла явление далеко не заурядное. Она знала немецкий и французский языки, училась вместе со своими детьми английскому. Следила за русской и иностранной литературой; выросшая на Клопштоке, Ричардсоне и «Бедной Лизе», сумела должным образом оценить Пушкина, Баратынского, Дельвига. В политических вопросах была далека от уездно-обывательского патриотизма и преклонения перед самодержавием, расходилась в этом отношении и с все более правевшим Пушкиным. В ответ на сообщение Пушкина об «удивительной храбрости и хладнокровии», с которым император Николай усмирил холерный бунт новогородских военных поселений в 1831 г., она пишет: «Пока бравый Николай будет придерживаться военного образа правления, дела будут идти все хуже и хуже. Вероятно, он не прочитал внимательно, а может и совсем не читал, «Историю Византии» Сегюра и многих других, писавших о причине падения империй». Воспетое Пушкиным усмирение Польши она называет «дурацкой войной». Осипова вызывала расположение к себе в выдающихся людях, знакомившихся с ней, как, например, в Дельвиге, в А. И. Тургеневе: побывав в Тригорском, они после того вступали с ней в переписку. Пушкин, в минуту раздражения в письме к сестре ругавший тригорских обитательниц, делал исключение для Прасковьи Александровны: «…твои троегорские приятельницы – несносные дуры, кроме матери».
Познакомился с ней Пушкин, конечно, еще в первое свое пребывание в Михайловском по окончании лицея, но оценил ее и дружески сошелся, когда в августе 1824 г. поселился в Михайловском после высылки из Одессы. После столкновения с отцом в октябре того же года он только ночевал дома, а все дни проводил в Тригорском. Осипова относилась к нему с неизменной заботливостью и лаской, она и ее семья много скрасили одиночество томившегося в ссылке Пушкина. И впоследствии Осипова с радостной готовностью исполняла всевозможные поручения, которые давал ей Пушкин, и во всем проявляла по отношению к нему любовь и чисто материнскую попечительность. В пушкинской литературе нередки указания, что Прасковья Александровна была будто бы влюблена в Пушкина, чуть ли даже не находилась с ним в связи. Для такого утверждения мы не имеем достаточных данных. Правда, в одном письме к Пушкину дочь ее Анна Николаевна Вульф высказывает уверенность, что мать держит ее в тверском своем имении Малинниках, вдали от Пушкина, – из ревности; но теперь мы имеем большие основания подозревать, что между Анной Николаевной и Пушкиным были отношения, от которых всякая мать старалась бы уберечь свою девушку-дочь. В ровно-нежных, никогда не взволнованных письмах Осиповой к Пушкину и его к ней нельзя решительно ничего усмотреть, кроме хорошей, тесной дружбы и взаимной расположенности, не носящей никакого специфического характера.
Многочисленных детей своих Осипова воспитывала строго и бестолково. Заставляла сына выучивать наизусть всю французскую грамматику, била дочерей и драла их за уши до крови. Дети ее не любили. Отзывы детей, уже взрослых, рисуют ее как мелочно-скупую и эгоистическую, думавшую только о собственных своих удобствах, – до того, например, что она возненавидела доктора, который ей сказал, что дочь ее Маша близка к чахотке, и этим принудил ее везти Машу в Петербург для лечения. Впрочем, А. П. Керн рассказывает про один поступок исключительного бескорыстия и благородства, совершенный Прасковьей Александровной в молодости: сестра ее против воли родителей вышла замуж за Павла Исаковича Ганнибала (двоюродного дядю Пушкина), отец за это лишил ее наследства и все имение свое в 1200 душ завещал Прасковье Александровне. Получив после смерти отца наследство, она половину имения отдала сестре. М. И. Семевский, со слов детей Прасковьи Александровны, рассказывает: «Она была упряма и настойчива в своих мнениях, а еще более в своих распорядках, наконец, чрезвычайно самоуверенна и вследствие того как нельзя больше податлива на лесть. Все эти недостатки особенно развились в Прасковье Александровне под старость, когда на сцену выступили и физические недуги; явилось и ханжество, а вместе с тем явились люди, которые, окружив старуху, сделали закат ее жизни поистине крайне печальным. Притом тогда же начались у нее неприятности по хозяйству. Хозяйство у нее вообще шло всегда довольно плохо, а перед ее кончиной до того дурно, что если бы не энергия и не находчивость сына ее Алексея, то знаменитое Тригорское пошло бы за бесценок и чужие руки».
Пушкин посвятил Прасковье Александровне целый ряд стихотворений: «Подражания корану», «Простите, верные дубравы», «Быть может, уж недолго мне», «Последние цветы». Ей посвящали также стихи Языков и Дельвиг.
В биографии Пушкина теплым и ярким солнечным пятном выделяется прославленное им Тригорское с его милыми обитательницами:
…вы,Молодость, веселый девичий смех, песни, музыка. Как живой, рисуется перед глазами Пушкин среди цветника этих девушек – влюбленный во всех сразу и сам всеми обожаемый, сыплющий направо и налево сверкающие стихи, полные легкого хмеля минутной влюбленности. «И влюблюсь до ноября…» Все так легко и бестрагично. И так светло, чисто и невинно. И юноши такие же – чистые и милые. Совсем, как в «Онегине» – в нем эта жизнь ведь и отражена. Ленский – жених Ольги; уже признанный жених:
Он вечно с ней. В ее покоеОни сидят в потемках двое.И что ж? Любовью упоенный,В смятеньи нежного стыда,Он только смеет иногда,Улыбкой Ольги ободренный,Развитым локоном игратьИль край одежды целовать.Сам Онегин – и тот перерождается в этой чистой атмосфере. Он объясняется с Татьяной и благородно предостерегает ее:
Учитесь властвовать собою;Не всякий вас, как я, поймет;К беде неопытность ведет.Даже непонятно: к какой беде? «Обольстит» и бросит беременной? Ну, как здесь может до этого дойти?
Увы! «Мечты поэта…»
Алексей Николаевич Вульф
(1805–1881)
Сын (от первого брака) П. А. Осиповой. В 1822 г. поступил студентом в Дерптский университет, где близко сошелся с поэтом Н. М. Языковым. По окончании университета в 1826 г. некоторое время жил в Петербурге, пытаясь пристроиться на службу. В январе 1829 г. поступил в гусарский принца Оранского полк («выбранный мною единственно по мундиру, ибо он лучший в армии»), принимал участие в турецкой кампании и подавлении польского восстания, в июле 1823 г. вышел в отставку штабс-ротмистром.
По приезде своем в с. Михайловское из Одессы Пушкин быстро сошелся с Вульфом; часто виделся с ним во время приездов его домой на вакации. Через Вульфа Пушкин познакомился, сначала заочно, а потом и лично, с поэтом Языковым. В проектах Пушкина бежать за границу Вульф принимал близкое участие; он, между прочим, предлагал Пушкину увезти его с собой за границу под видом слуги. Пушкин и впоследствии, до своей женитьбы, нередко виделся с Вульфом – и в Петербурге, и в деревне, переписывался с ним. Отношения их носили своеобразный характер, вполне выяснившийся для нас лишь с опубликованием в 1915 г. дневников Вульфа.
Пушкин в письмах называл Алексея Вульфа Ловласом, Вальмоном (имена героев, обольстителей девушек, в романах Ричардсона и Шодерло де Лакло). Вульф действительно был специалистом по любовным делам и производил, по-видимому, неотразимое впечатление на женщин. У него было много романов. Он был в долголетней связи со своей двоюродной сестрой, красавицей А. П. Керн, молодой женой старого генерала. Но предпочитал девиц, с которыми был осторожен, не доводил романов до конца, но и не довольствовался платоническими отношениями. Система его заключалась в том, чтобы, говоря его словами, «незаметно от платонической идеальности переходить к эпикурейской вещественности, оставляя при этом девушку «дорбодетельною», как говорят обыкновенно».
Вот как рассказывает он про свои отношения с другой своей двоюродной сестрой, Лизой Полторацкой, сестрой А. П. Керн: «Я провел ее постепенно через все наслаждения чувственности, которые только представлялись роскошному воображению, однако не касаясь девственности. Это было в моей власти, и надобно было всю холодность моего рассудка, чтобы в пылу восторгов не переступить границу, – ибо сама она, кажется, желала быть совершенно моею и, вопреки моим уверениям, считала себя такою». Подобные же отношения были у Вульфа с его сводной сестрой Сашей Осиповой. Подобные отношения установил он и с влюбленной в него Софьей Михайловной Дельвиг, женой поэта Дельвига. «Совершенно от меня зависело увенчать его чело, – рассказывает Вульф, – но его самого я слишком много любил, чтобы так поступить с ним. Я ограничился наслаждением проводить с нею вечера в разговоре пламенным языком сладострастных осязаний». В любовной этой науке Вульф учителем своим все время называет Пушкина, старательно следует его советам, заключающимся в том, что нужно «постепенно развращать женщину, врать ей, раздражать ее чувственность». И действительно, Пушкин все время руководит Вульфом, поощряет его на ухаживания за барышнями тверских дворянских гнезд, стыдит за отсутствие должной предприимчивости, посылает ему игриво-пикантные извещения о его возлюбленных. Когда, например, Лиза Полторацкая, с опоганенным телом и опоганенной душой, осенью 1828 г. уехала из Петербурга, где разыгрался ее роман с Вульфом, в деревню, а Алексей Вульф на свободе ухаживал в Петербурге за женой Дельвига, Пушкин писал Вульфу из Тверской губернии: «Честь имею донести, что в здешней губернии, наполненной вашими воспоминаниями, все обстоит благополучно. Меня приняли с достодолжным почитанием и благосклонностью. Утверждают, что вы гораздо хуже меня (в моральном отношении). И потому не смею надеяться на успехи, равные вашим. Требуемые от меня пояснения насчет вашего петербургского поведения дал я с откровенностью и простодушием, от чего и потекли некоторые слезы и вырвались некоторые недоброжелательные восклицания, как, например: «Какой мерзавец! какая скверная душа!» Но я притворился, что их не слышу».