Пушкин. Тридцатые годы
Шрифт:
Николай I произвел на Пушкина самое благоприятное впечатление, что через несколько месяцев вдохновило поэта на «Стансы» (22 декабря 1826 г. – первая редакция), где острота восприятия в обществе недавно свершившейся казни декабристов снималась сопоставлением с казнями стрельцов в начале петровского царствования, а царю предлагалось брать пример с Петра I:
В надежде славы и добраГляжу вперед я без боязни:Начало славных днейПетра Мрачили мятежи и казни.Но правдой он привлек сердца,Но нравы укротил наукой,И был от буйного стрельцаПред ним отличен Долгорукой.Самодержавною«Стансы» были опубликованы лишь через год в № 1 «Московского вестника», и в этом нет никакой скрытой подоплеки. Просто Пушкин не мог представлять на просмотр царю, вызвавшемуся быть его цензором, отдельное стихотворение. Поэтому лишь в середине 1827 года он передал ему через III Отделение и Бенкендорфа сразу несколько произведений, среди которых была и окончательная редакция «Стансов». Ответ пришел через Бенкендорфа 22 августа 1827 года (13, 335). Вот почему № 1 «Московского вестника» со «Стансами» вышел из печати только 15–18 января 1828 года [65] .
65
Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. Т. 2. С. 340.
Само сопоставление Николая I c Петром I в пушкинском стихотворении, конечно, поднимало царя и в собственных глазах, и в общественном представлении.
Не только во враждебных Пушкину кругах, но даже и среди части друзей «Стансы» были восприняты как измена поэта прежним идеалам, как лесть императору. На самом деле в этих стихах, обращенных непосредственно к Николаю I, разговор ведется «на равных», автор ощущает себя личностью, во всяком случае, равновеликой адресату стихотворения, обращается к царю на «ты» и даже позволяет себе давать ему советы, что будет продолжать делать и в дальнейшем.
В возможности хоть в какой-то мере влиять на царя в соответствии со своими представлениями о пользе отечеству, творить таким образом общественное добро, в частности способствовать освобождению сосланных в Сибирь декабристов, состояла теперь принципиальная позиция Пушкина.
Именно в таком ключе следует рассматривать и стихотворение «Во глубине сибирских руд…», написанное буквально через несколько дней (26 декабря 1826 года) после возникновения первой редакции «Стансов» и трактовавшееся в советское время как чрезвычайно радикальное.
На самом деле связь двух этих стихотворений не случайна. В послании к декабристам, которое 2 января 1827 года увезет с собой А. Г. Муравьева [66] , едущая к мужу в Сибирь, содержится «система намеков на возможное в обозримом будущем освобождение» [67] по милости царя. Пушкин всерьез надеялся на такой исход.
В таком же духе следует воспринимать завершающую строку послания – «И братья меч вам отдадут» – как «возвращение дворянского достоинства, полное восстановление в правах» [68] .
66
Муравьева Александра Григорьевна (1804–1832) – жена декабриста Никиты Муравьева, одной из первых среди жен декабристов последовала за мужем в Сибирь. Пушкин передал с нею стихотворение «Во глубине сибирских руд…» и послание Пущину «Мой первый друг, мой друг бесценный…».
67
Непомнящий В. С. Комментарий к стихотворению «Во глубине сибирских руд…» // Пушкин. Полн. собр. соч., размещенных в хронологическом порядке. Т. V (1826–1827). М.: ИМЛИ РАН, 2015. С. 366.
68
Непомнящий В. С. Комментарий к стихотворению «Во глубине сибирских руд…». С. 367.
Но
Однако своеобразный договор с царем, заключенный во время личной встречи, был устным, и некоторые вещи были восприняты сторонами по-разному, что уже в ближайшее время стало проявляться и давать о себе знать.
69
Именно это качество Николая I запечатлел Тютчев в эпиграмме 1855 года: «…Ты был не царь, а лицедей».
В уже упомянутом письме от 30 сентября 1826 года Бенкендорф сообщал Пушкину с определенной долей придворного лукавства, что царь не только не запрещает ему посещать Петербург, но и предоставляет ему полную свободу в этом вопросе, «с тем только, чтобы предварительно испрашивали разрешения через письмо» (13, 298). То есть поехать можно, но не так, как мог поехать любой российский верноподданный: только получив разрешение.
А 22 ноября 1826 года Бенкендорф запрашивает Пушкина, верны ли дошедшие до него сведения о том, что он «изволил читать в некоторых обществах сочиненную им вновь трагедию», имея в виду «Бориса Годунова» (13, 307), и рассматривает этот факт как нарушение поэтом обещания представлять все вновь написанное на просмотр Николаю I.
Пушкину письмом от 29 ноября 1826 года приходится оправдываться. Он признается, что «читал свою трагедию некоторым особам («…конечно не из ослушания, но только потому, что худо понял Высочайшую волю Государя») (13, 308), и обязуется представить «Бориса Годунова» на рассмотрение императору.
Пушкин не мог знать тогда и, вероятнее всего, так и не узнал до своей кончины, какое впечатление произвело это его письмо на императора. И мы бы об этом, возможно, никогда не узнали, если бы заведующий императорской библиотекой Р. А. Гримм [70] не сделал по приказанию императора Николая II выписку из писем А. Х. Бенкендорфа к императору Николаю I, касающихся Пушкина. Как следует из этих выписок, Николай I написал Бенкендорфу следующее: «Я очарован письмом Пушкина, и мне очень любопытно прочесть его сочинение; велите сделать выдержку кому-нибудь верному, чтобы она не распространялась» [71] .
70
Гримм Р. А. (1884–1903) – заведующий Императорский библиотекой.
71
Выписки из писем Графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к Императору Николаю I // Старина и новизна (исторические сборники). Кн. 6. СПб., 1903. С. 4. Выписки не датированы. Пер. с франц.
Этим «верным» для Бенкендорфа был Ф. В. Булгарин [72] , который и подготовил отзыв о пушкинской трагедии для Николая I.
И как бы ни был царь «очарован» упомянутым письмом Пушкина, его отзыв о трагедии не принес радости ее автору. Высочайший отзыв о трагедии Бенкендорф сообщает Пушкину в письме от 14 декабря 1826 года. Вместе с рядом пометок в тексте трагедии ему было предложено переделать ее в «историческую повесть или роман, наподобие Валтера Скота» (13, 313).
72
Булгарин Фаддей Венедиктович (Ян Тадеуш Кшиштов) (1789–1859) – писатель, критик польского происхождения, впервые в России с 1825 года издатель политической и литературной частной газеты «Северная пчела», в которой начиная с марта 1830 года велась травля Пушкина и писателей его круга.
В ответном письме от 3 января 1827 года Пушкин выражает формальное согласие с критикой высочайшего читателя, но по сути ответ его тверд и непреклонен: «Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное» (13, 317).
А в письме от 23 декабря 1826 года Бенкендорф сообщает Пушкину мнение царя о его записке «О народном воспитании», где главной является следующая сентенция Николая I: считать «просвещение и гений… исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия» (13, 314).