Пусть танцуют белые медведи

Старк Ульф

Асп тем временем был занят извлечением изо рта жвачки. Он положил ее подле себя на сиденье. Она стала похожа на мышиные мозги. Отец продолжал размахивать кулаками.

— Ладно, — орал он, — пусть он не гений. Может, ему не по душе вся эта зубрежка. У меня с уроками тоже не ладилось. Пусть так. Но он не идиот!

И он со всех сил хрястнул по скамейке. Его кулак, словно топор мясника, со всего размаху обрушился прямо на жвачку.

— Успокойтесь вы, бога ради! — простонал Асп и покосился на то место, где прежде лежала жвачка.

— Пошли, — сказал я и потянул

папу за пиджак. — Нам пора.

— Минутку, — пробормотал отец.

Он пытался отлепить от руки жвачку. С его поднятой ладони свешивались тонюсенькие ниточки. Видок у него был классный. Отец был на целую голову выше Аспа и всех прочих. Ноздри его раздувались, но в остальном он казался вполне спокоен. Лишь тряс правой рукой, перепачканной в жвачке. Психолог попытался было успокоить его.

— Иногда полезно дать выход своим чувствам, — заявил он и похлопал отца по плечу.

— Верно, — кивнул тот.

— Это все равно что вскрыть нарыв, — добавил психолог и еще раз похлопал его по плечу.

— Ага, — согласился отец.

Наконец-то он собрал все нити от жвачки в комок и зажал в кулак. Асп тоже поднялся. Папа не шевелился. Он не сводил глаз с Асповой челки.

— Потом чувствуешь облегчение, — продолжал психолог.

— Точно.

Прежде чем психолог успел вскинуть руку для еще одного правого свинга в отцовское плечо, тот ринулся на Аспа и залепил ему жвачкой в волосы.

Потом папа взял меня за руку и решительной походкой победителя направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал:

— Мне очень жаль.

В машине папа почти не разговаривал. Просто гнал, стиснув зубы, сквозь снег и тьму. Огни уличных фонарей проносились мимо, словно звезды. Уж и не знаю, сколько мы так ехали. Я-то был готов мчаться хоть всю жизнь. Отец положил правую руку мне на плечо и снимал ее, лишь когда переключал скорость.

Он все гнал и гнал, пока к нам не вернулось ощущение покоя.

Вдруг папа рассмеялся. Еле слышно. Рука на моем плече затряслась. Он то и дело снимал ее и утирал глаза.

— А ведь он прав, — пробормотал отец.

— Кто?

— Да псих этот.

— Почему?

— Потом и впрямь чувствуешь облегчение.

Отец передразнил вкрадчивый голос психолога. Он воспрянул духом и подтянул галстук на лоб так, что тот стал похож на пиратскую повязку.

— А мы с тобой одного поля ягоды!

Похоже, он даже был доволен, что мне не дается учеба, что все у меня не ладится и что я ненавижу школу — точь-в-точь как и он в свое время. Мы были родственные души. Мы сидели рядышком — два одиноких благородных разбойника — и смотрели, как мимо нас пролетает вечер.

— А я-то еще вырядился в свой лучший костюм! — пробормотал папа, пытаясь высвободиться из брюк, которые уже давно утратили былую наглаженность.

Словно это было самое худшее.

Мы оба вымотались. О еде и думать не хотелось. Мы просто сидели в темноте перед телевизором, но не включали его. Вообще-то его в основном мама смотрела. Это была древняя модель — черно-белый «Люксор», по которому надо было то и дело колотить, чтобы изображение не скакало.

Мама лупила по нему что есть силы и все надеялась, что телик сломается и отец наконец-то купит новый.

На телевизоре стояла их свадебная фотография. Но в комнате было слишком темно, и не разглядеть было, как они улыбаются. У меня стали слипаться глаза. Я притулился к отцу и задремал, я старался не думать об Аспе. А отец играл на своей старой губной гармошке «I can’t stop loving you» [1] , он играл для ангела с потемневшим передним зубом, что смотрела на нас с фотографии. У него здорово получалось, хоть гармошка и была самая простецкая. Да к тому же присвистывала на паре нот.

1

«Я не могу тебя разлюбить» (англ.). Здесь и далее — названия песен Элвиса Пресли. (Прим. переводчика)

— Все наладится, — пробормотал отец. — Слышишь, Лассе? Все наладится.

Но я уже почти спал. Я-то знал: добром это не кончится, но был слишком сонный, чтобы возражать.

Отец принес рыжее одеяло, накрылся им и снова заиграл. Теперь он играл «Welcome to my world» [2] .

Глава вторая

Тина покидает класс с высоко поднятой головой, а я отправляюсь в магазин в поисках «покоя», но вместо этого встречаю свою маму

2

«Добро пожаловать в мой мир» (англ.)

На улице по-прежнему валил снег.

Асп стоял к нам спиной и, скрипя мелом, обрушивал на черную доску снегопад белых цифр. Даже со спины было заметно, что у него что-то не так с волосами. Он был похож на престарелого скинхеда. Случись кому увидеть нас вместе на улице — вполне могли бы принять за сынка и папашу. Только вряд ли бы это сходство Аспа обрадовало.

Он и словом не обмолвился о том, что произошло во время классного собрания. Но мне от этого было не легче. Не так-то просто оставаться справедливым к тому, чей отец залепил вам волосы жвачкой.

Я старался избегать стычек. Но стоило Аспу взглянуть на меня, и мускулы его лица мгновенно приходили в движение, заставляя дергаться правый угол рта. А он с меня глаз не сводил!

Я пытался разобраться в вихре цифр на доске. Может, если на них долго смотреть не отрываясь, они и раскроют свою тайну? Я пялился на эту математическую вьюгу так, что глаза заслезились. Мне казалось, что углом этой самой доски мне все мозги вышибло.

Вот я и не заметил, когда зазвучал этот хор!

Поначалу звук был тихий, но постепенно весь класс наполнился однотонным мерным гудением. Получалось здорово — словно псалом или что-то в этом роде.