Пусть ты умрешь
Шрифт:
— И что же вы зацепили?
— Он стоял перед зеркалом, голый, любовался собой. У него по этой части что-то вроде мании. Встает посреди ночи, принимает стероиды и качается. Я просто пошутила, процитировала какую-то строчку из Робби Бернса — Брайс с таким довольным видом себя разглядывал. Я сказала: «Хорошо бы мир видел нас такими, какими мы сами себя видим». И тут началось. Грохнул зеркало, повернулся — а сам кричит, трясется. Схватил осколок и на меня. Я уж подумала, что все, конец. Не помню, как выскочила из квартиры, вылетела на улицу — босиком. Какой-то парень выгуливал собаку — остановился,
Вот тогда я и решила, пока его нет, выставить вещи. Собрала все, в том числе и то ужасное обручальное кольцо и часы «Картье», сложила в два чемодана, с которыми он переехал, и попросила констебля Споффорда прийти утром, когда Брайса должны были выпустить. Роб… то есть констебль Споффорд… вынес вещи к двери, а когда Брайс появился, сказал, что я не желаю его видеть и что в квартиру его не допустит.
— И что Брайс?
— Не сказал ни слова. Забрал чемоданы и спокойно ушел. Агнец.
— Любопытно. Учитывая, что вы к тому времени неплохо знали Брайса, такого ли поведения от него ожидали?
— Тогда я ни о чем таком и не думала, радовалась, что он не закатил очередную сцену, но потом, через несколько часов, поймала себя на том, что мне страшно. Знакомые говорили, что все кончилось, но я-то знала, что не кончилось. Думаю, Брайс уже никогда не оставит меня в покое.
— Почему вы так думаете?
— Потому что, в его представлении, я принадлежу ему. Пару дней спустя пришло какое-то странное анонимное письмо. Я вскрыла — там был рисунок. Игральная карта, червонная дама. Я сразу поняла — от него. Только не знала, что это значит, думала, может быть, он так прощается.
— А потом?
— Ничего. Полное молчание. Я подумала, что он, может быть, все понял и пошел своей дорогой. Подруги пытались мне помочь, познакомить с кем-нибудь, но я была не в том состоянии, чтобы с кем-то встречаться. Потом моя лучшая подруга Рэкел Ивенс — она дантист — рассказала про очень симпатичного, молодого доктора Карла Мерфи, работающего вместе с ней в медицинском центре, вдовца с двумя детьми. Я согласилась встретиться. Кроме Карла, пришла и Рэкел со своим мужем Полом. И знаете, как говорится, искорка проскочила. Он мне сразу понравился; после всей тьмы с Брайсом я как будто увидела свет. Нам было хорошо вместе, весело. Мне даже понравилось, что у него дети — он так заботился о них. В общем, Карл оказался хорошим человеком. Мы начали строить планы.
— И вот теперь вы думаете, что его нет в живых?
Рэд покачала головой:
— Я точно знаю, что он мертв. Полиция провела идентификацию по зубным картам. Совершил самоубийство. Облил себя бензином и поджег. Так они говорят. Вы можете в такое поверить? Чтобы доктор устроил самосожжение? Уж медик-то должен знать, насколько болезненна такая смерть. Можно же принять какие-то таблетки. Выписать самому себе и выпить.
— А как вы это объясняете?
— До сих пор не могу поверить, что Карл убил себя.
— То есть в самоубийство вы не верите?
— Мне сказали, что вскрытие подтвердило версию самоубийства. Но почему? Почему он так поступил с собой?
— Вы меня спрашиваете?
— Да. У вас есть объяснение? Я, например, ничего не понимаю.
— Вряд ли я смогу дать какой-то
— Думала, что знаю. Как вы считаете, мне следует идти на похороны?
— А вы как считаете?
— Я даже не знаю, когда они состоятся и где пройдут, — может быть, узнаю сегодня. Может быть, если пойду, то стану воспринимать все реальнее? Может быть, это поможет мне подвести черту?
— Насчет черты — да, похороны могут помочь. Но это зависит от того, что вы чувствуете.
— Я бы хотела как-то закончить с Брайсом, — сказала Рэд, меняя тему. — Знаете, оно еще со мной, чувство вины. Мне кажется, что это все из-за меня, эти его срывы.
Психолог заглянула в блокнот, пробежалась по заметкам.
— Вы то же самое говорили на нашем последнем сеансе, в пятницу. Почему вы вините себя?
Рэд ненадолго задумалась.
— Наверное, дело в том, что он постоянно внушал мне это — что я подвожу его, не дотягиваю до требуемого уровня, не оправдываю его ожиданий. В кухне. В постели.
— А вы хотели оправдать его ожидания?
— Конечно.
— И четко понимали, чего он от вас ожидает?
— Не уверена, что понимаю.
— Извините, я недостаточно ясно выразилась. Любопытно. Мы говорим о Брайсе и его ожиданиях, и возникает неясность. Я вот что имела в виду: ожидания Брайса никогда не менялись в зависимости от его настроения или ситуации?
Рэд горько рассмеялась:
— Конечно, менялись. Вчера он мог быть всем доволен, а сегодня, когда я делала то же самое, срываться на крик.
— Он вел себя так в компании? Например, когда вы были с его друзьями?
— Вот тут-то и есть еще одна странность. У него не было друзей. Ни одного. Мне казалось, у каждого есть лучший друг, разве нет?
— Обычно так и бывает. Значит, у него никого не было? Коллег по бывшей работе? Приятелей из детства?
— Никого. Только я. В первые дни знакомства я так гордилась им, хотела похвастаться перед всеми моими знакомыми. Устраивала так, что с некоторыми мы встречались в барах и ресторанах. Но если я разговаривала с другим мужчиной, он жутко ревновал. Мы были на одной вечеринке в Брайтоне, и я завела совершенно невинный разговор с мужем моей подруги. Брайс подлетел и к нему — мол, какого черта ему от меня надо. Так разошелся, что мне пришлось его держать, а иначе он бы точно ударил того парня. Я увела Брайса домой, и мы сильно поругались. Он называл меня шлюхой, подстилкой… Потом связал, заткнул тряпкой рот и изнасиловал. Я думала, он меня убьет.
Рэд замолчала. Отвернулась.
— Теперь вы в безопасности. Вам досталось ужасное испытание, но теперь все позади. Вы его прошли. Слышите, Рэд? Вы со мной?
— Где-то рядом.
— Оставайтесь со мной. Вам незачем туда возвращаться.
— Всего лишь воспоминание, но чувство такое, будто это происходит сейчас.
— Знаю.
— Утром он плакал, ныл, умолял простить. Говорил, что сделал это только потому, что любит меня и боится потерять. Развязал меня только после того, как я пообещала, что не стану звонить в полицию. А потом, когда уже развязал, снова взбесился — из-за того, что я обмочилась.