Пусть всегда светит солнце(Рассказы)
Шрифт:
— Погодка, — сказал он, вытирая мокрое лицо платком и отряхиваясь, — прямо в снежную бабу превратился.
Посмеялись. Карташеву нравился этот веселый человек. В его громадности и силе, которая распирала литыми плечами кожаную на «молниях» куртку, чувствовалась деловитость, уверенность. Петру почему-то казалось, что он должен быть летчиком.
Прошли в вагон. В купе расположилась завтракать маленькая беспокойная и непоседливая старушка. Еще вчера она положила вещи себе под голову и, хотя они заняли почти половину полки и очень мешали ей, все же не поддалась на уговоры, так и спала, прикорнув на краешке.
— Вот это дело! — сказал Сапфаров. — Сейчас мы к Дарье Ивановне присоединимся, кипяточку раздобудем, чайку попьем. Верно, моряк? — весело подморгнул он Петру, открывая чемодан и доставая продукты. — Давай присаживайся.
— Спасибо,
— Какое там не хочется!.. Садись, электрик, вспомнил он, как не без гордости отрекомендовался ему Петр. — Деньги-то все промотал?
Петр смущенно улыбнулся:
— Ничего, доеду, а в Баку заработаю.
— Вот она, наша-то молодежь! — сказала Дарья Ивановна, укоризненно покачав головой. — К деньгам без всякого расчета подходят. «Заработаю», — передразнила она Петра. — Пожить бы тебе при старом времени — знал бы цену деньгам. Тогда и рад бы заработать, да негде. Я в Баку еще до революции жила. Дед-то мой, покойник, непоседа был. Все счастье по свету искал — рек молочных да берегов кисельных. И в Турции побывал, и в Персии. Молчком исчезнет — и нет его. А потом или сам заявится или цидулку какую пришлет. Вот так он и из Баку прислал: «Приезжай, я теперь богат, у меня собственная лавка». Ну, думаю, опять дед в историю влез. Продала кур, корову, заколотила избу — и поехали. Трое у меня тогда их было, детишек-то. Измучилась я за дорогу — в теплушке ехали. Обносились, вымазались, пока до Баку добрались. Еле-еле деда разыскали. Он на своей торговле успел прогореть да с горя и запил. Мы его в трактире нашли. Привел он нас в какую-то хибару. Денег нет. Пошла я по местным богатеям белье стирать, уборкой заниматься. Гнешь-гнешь с утра до вечера спину, руки в кровь собьешь, а придет время рассчитываться — копейки получаются. Богатеи-то народ сундуковатый, всё стараются что-нибудь ненужное вместо денег всучить или объедков дать. А у меня одно на уме — денег на обратную дорогу собрать да в село вернуться. Дед с Федюшкой-то, со старшим, на промыслах работали. Замазались, замусолились — ни одежду отстирать, ни самим отмыться. Нефть-то, она липучая, как пристанет — не ототрешь. А уж едучая-то — одежда так и горит. Дед попивать стал. Работа тяжелая, живем впроголодь. Вот с устатка и хватал. Получка тогда каждую неделю была. Ну, тут штраф какой или за спецовку вычтут — домой и нести нечего. А трактирщики видят — рабочий люд с получкой идет да еще в расстроенных чувствах, — вот они и стараются, зазывают. А уж в трактир попал — не выпустят, пока все не спустишь. Никакого житья не было. Не город, а нефть сплошная. Дома в нефти, земля мазутом пропитана. А воздух… воздух такой, что кажется, и он нефтью вымазан — темный, с гарью да копотью. Недаром его так и звали — Черный город. Вижу я, что дед мой опростоволосился — за большим рублем погнался, а тут и копейку-то с трудом вышибаешь. Вот я и надумала — стала посылать средненького, Лешку, да младшего, Шурку, мазут собирать. Баку-то на море стоит. А около берега мазут плавает. Ребятишки его и собирали. Намочат тряпку и в ведро отожмут. Да что ребятишки, и бабы этим занимались. Грешным делом, и я в свободное времечко по берегу с ведерком бродила. Потом торговкам продавали. Мало платили, уж и не припомню сколько, да что ж делать… Нет уж, крестьянский труд был тяжелый, впроголодь, а у нефтяников и того тяжелее. Ходили, как черти мазаные, лишь зрачки да зубы блестят — нефть-то желонками из скважин вычерпывали. А бурили когда, вот страху-то было! Того и гляди, фонтан ударит и все зальет. Да и до пожару долго ли, когда все нефтью полито. Так вот, сынок, в Баку люди раньше жили. А что же делать? Пить-есть каждый хочет, да еще семья…
— Ну и как, накопили денег? — спросил Сапфаров.
— Какое там! — заулыбалась Дарья Ивановна. — Революция пришла, ребята учиться пошли. Нефтяниками стали. Видно, нефть уж такай въедливая: раз пристанет — и на всю жизнь…
— Баку! — громко сказал, проходя по вагону, проводник.
Дарья Ивановна засуетилась — хлопотливо проверила вещи, надела пальто, укуталась платком.
— Не торопитесь, Дарья Ивановна, — засмеялся Сапфаров, — еще успеете до Баку напариться.
Вокзал встретил шумом, беготней, толкучкой. Пробираясь среди потока пассажиров, носильщиков, встречающих, Петр с удивлением посматривал по сторонам. Город спускался круто вниз. Крыши домов подходили почти вплотную к вокзалу и были на одном уровне с перроном, а улица шла
Карташев ехал в трамвае, поглядывал в окно. Мимо пробегали бульвары с развесистыми невысокими пальмами, кипарисами и другими незнакомыми Петру деревьями.
«Зелени сколько! — подумал он. — Хорошо здесь».
Трамвай, развернувшись на кольце, остановился. Петр вышел. За длинным прибрежным парком расстилалось морс — серое, мрачное, какого-то стального цвета. Множество мачт, кранов возвышалось у берега. А вдали, на другой стороне залива, виднелся гористый, покрытый снегом хребет, над ним висела мглистая дымка.
Мимо Петра проходили смуглые люди. Они громко переговаривались на своем певучем, несколько гортанном языке, непонятном Петру. Он стоял, не решаясь остановить кого-нибудь и спросить, как пройти в трест. И ему стало тоскливо — один в незнакомом городе. Невольно вспомнился корабль, на котором он прослужил почти пять лет, сроднился с ним, знал каждого матроса и офицера.
Рядом с Карташевым остановилось несколько девушек. Они заговорили, защебетали о чем-то своем. Потом, посмотрев на Петра, засмеялись. Петр покосился на них, одетых в легкие цветные платья, и, вспомнив, что он одет в шинель и шапку, отвернулся.
«Надо мной смеются, — подумал. — А чего смеяться? Сами бы попали на мое место, посмотрел бы я, как выглядели бы».
— Вы заблудились? — спросила одна из девушек.
— В трест мне надо, — буркнул Петр.
— Так это совсем рядом, вот тут, сразу же за углом…
Общежитие, куда направили Карташева в тресте, было расположено в длинном двухэтажном здании. Широкая лестница вела вниз, к морю. Комендант, седеющий азербайджанец, внимательно прочитал направление и недовольно наморщил лоб:
— Куда же я тебя помещу? Мест у меня нет.
Петр растерянно посмотрел на него и хотел было сказать, что коменданту виднее, но тот продолжал:
— Ладно, к вечеру что-нибудь придумаем.
Карташов оставил свои вещи в кладовой и вышел на улицу. Неопределенность с общежитием действовала на него угнетающе.
«Пойду к Касимову, — подумал он, вспомнив фамилию мастера, которого ему назвали в тресте и у которого он должен будет работать. — Авось поможет».
Касимова Петр нашел около одной из новых вышек, подготовленных для бурения. Старый, совсем седой, но необычно подвижной и легкий, Касимов бегал вокруг вышки, отдавал приказания, забирался наверх, что-то проверял.
Касимов был из той породы людей, которых на промыслах называли «старички-буровички». Свыше тридцати лет он работал на промыслах, а последние десять — на монтаже оборудования. Бурильщики знали — вышка, подготовленная Касимовым, будет работать безотказно.
Петра Касимов встретил приветливо и, как тому показалось, даже радостно. Расспросив, на каком флоте служил, задав несколько довольно каверзных вопросов по электрооборудованию, он потрепал Петра по плечу и сказал:
— Ну, электрик, теперь в море поедем. На буровую. Там Али-заде со своей бригадой монтажом занят. У него и работать будешь.
Катер, весело рассекая воду, быстро помчался по заливу и вышел в море. Сразу стало холодно. Ветер, хоть и не сильный, но холодный, добирался до тела. Карташев зябко ежился. Касимов прикрыл его полой своего плаща.
— Помни, Петр, каждая буровая — это целое предприятие со своими производственными и подсобными цехами. Любая неточность может повлечь за собой непоправимую аварию, гибель людей. А тебе, электрику, надо быть особенно внимательным. Для буровой иногда бывает достаточно одной искры и — пожар! Понял?..
В море прямо из воды торчал высокий, сорокаметровый пирамидальный конус металлической вышки. Внизу был устроен деревянный помост для катеров.
Зейнал Али-заде приветливо встретил приехавших.
— Тебе электрика привез, — показал на Петра Касимов.
Зейнал покосился на новичка, равнодушно бросил:
— Что ж, пусть работает…
— Ну это ты мне брось! рассердился Касимов. — «Пусть работает», — передразнил он. — Помоги ему, растолкуй, что к чему, покажи. Смотри у меня, без штучек, — пригрозил он Зейналу, — знаю я вас — себя настоящими нефтяниками мните, а новичков за людей не считаете.