Пусти козла в огород
Шрифт:
— Вот это да! Что за новость? Аля, ты осуждаешь меня?
— Ни в коем случае, просто глупости слушать не хочу. Лучше скажи, как быть с Нюркой?
Я тут же задумалась — мне всегда это давалось легко.
— Алиска, с Нюркой остался один вопрос, — напомнила я. — Как она может помнить настроение Фани в тот год, когда ты получила анонимку? Времени-то прошло много.
— Да нет никаких вопросов. Если она сказала, что Фаня ходила счастливая целый год, значит, сопоставила время и вспомнила. Год не месяц, легко сопоставить.
Меня
— Ты можешь вспомнить, какая ходила Фаня в тот год, когда ты получила первую анонимку? — поинтересовалась я.
Алиса отрицательно покачала головой.
— Но это ничего не доказывает и ничего не опровергает, — сказала она. — Я не помню, у меня была тогда не жизнь, а кошмар, а Нюрка помнит. Связала это событие с каким-то своим и запомнила. Такое возможно, это я тебе как психолог говорю.
Когда Алиска пытается казаться умней меня, это невыносимо. Я взбесилась:
— Что у вас с Розой за привычка? Она всю жизнь как гинеколог говорит, ты — как психолог. Глупое объяснение. Наверняка Нюрка не помнит — ходила Фаина счастливая или не ходила. Брякнула сгоряча, чтобы бросить на Фаню тень, потому что страшно была на нее зла. Еще бы, покусились на ее фигуру!
— И такое возможно, — согласилась Алиса. — И все же мне грустно, что это именно Нюра затеяла с Германом роман. Соня, а может, не она?
В глазах Алисы было столько надежды, что мне стало обидно, ишь, как за Нюрку свою переживает.
— Она-она, — заверила я. — Кстати, что там было в анонимках? Ты помнишь текст? Алиса задумалась:
— Нет, не помню. Да я их сейчас покажу. Они в моем сейфе, в мастерской.
Мы немедля поднялись в мастерскую. Пока Алиса перебирала бумаги, я, меряя бескрайнюю комнату шагами, строила логические цепи, с помощью которых Нюрка должна была угодить в мои сети. Строила, строила, да так увлеклась, что не заметила картин, стоящих изображением к стене, зацепила одну, остальные поехали за ней, я попыталась их остановить, но не удержала и закричала:
— Алька! Помогай!
Алиса пришла на помощь, но две картины успели упасть, рамки разбились. Чувствуя вину, я бросилась их поднимать, перевернула и ахнула:
— Рука мастера!
Необычный, фантастический пейзаж завораживал. Невозможно было оторвать от него глаза. Будто бы сверху, из поднебесья, я всматривалась в гармоничные, но совсем не свойственные этому миру линии. Казалось, смотришь сразу на все. И видишь сразу все. Одинаково отчетливо и ясно.
— Бесподобно! — воскликнула я. Алиса оживилась:
— Правда? Тебе нравится?
Не отвечая, я выдвинула другую картину, еще и еще. Все они были восхитительно прекрасны. Ни у кого не видела я такой редкостной манеры, такой легкости кисти. Словно в черном зеркале отразился, упав на полотна, неведомый мир. Картины притягивали. Темные, даже мрачные, они обладали невероятным очарованием.
Но все же я заставила себя оторвать от картин взгляд. Посмотрела на Алису и спросила:
— Что это? Откуда это у тебя?
— Это мои картины, — скромно призналась она.
Я перевела глаза на глупую пятнистую корову, на кособокий Казанский собор, потом снова взглянула на необычные пейзажи и онемела. Я была поражена.
— Мне кажется, что это слишком примитивно, — пропищала Алиса, кивая на пейзажи. — Никакой оригинальности, пишу себе и пишу, а где же мысли? Такое я могу писать столько, сколько захочу. Это и так живет внутри меня. А где же мысли?
— Алька! — закричала я. — Ты гений! Какие мысли? Тебе это не идет! У тебя потрясающе легкая рука и восхитительная фантазия! Ты должна писать только такие картины и выставлять только их! Это будет фурор!
— Ладно тебе, — отмахнулась она, — лучше посмотри на анонимки.
Анонимки и в самом деле оказались близнецами, из чего я сделала вывод, что писал их один человек, точнее не писал, а складывал из газетных букв. Содержание удивило меня.
«Рассказывать жене о похождениях мужа — бочка Данаид, и все же расскажу. Герман любит другую, хоть и читает на ночь сказки тебе», — гласила анонимка и подпись внизу: «Доброжелательница».
— Алька! — воскликнула я. — А ведь эту анонимку написала твоя подруга. Теперь в этом не может быть сомнений.
— Думаешь? — испугалась Алиса.
— Уверена! Откуда знает чужой человек, что Герман читает тебе на ночь сказки? Бедняжка схватилась за голову:
— Какой ужас! Ты права!
Еще бы. Я многократно перечитала обе анонимки и спросила:
— Кто-нибудь из твоих родственников или подруг употребляет выражение «бочка Данаид»? Алиса задумалась.
— Если честно. Соня, сама толком не знаю, что это за бочка, — призналась она. Я пояснила:
— Бочка Данаид — не имеющий конца труд, бесполезная работа, но кто из твоих подруг так говорит?
— Не припомню. По-моему, этим выражением не пользуется никто из моих знакомых. Впрочем, не исключено, что кто-то из подруг и употребляет это выражение.
— О чем ты говоришь? — не поняла я, Радуясь, что появилась возможность продемонстрировать свои знания, Алиса начала мне объяснять:
— Понимаешь, Соня, здесь дело в ролях, в социальных ролях. И Фаня, и Карина, и Нюрка, и Лора общаются со мной как с близким человеком, то есть запросто. Следовательно, у них задействован лишь тот лексикон, который не требует демонстрации ума, эрудиции, интеллигентности, поэтому я слышу от них упрощенные фразы, примитивные словечки, сленг, все то, что они не допускают в официальном общении. Там, где им надо показать себя совсем с другой стороны, вполне может появиться и «бочка Данаид», и многое другое. Пришлось возразить.