Пусти козла в огород
Шрифт:
Но как я ни старалась, Карина умствовать не спешила, все больше молчала и слушала, открыв рот. О чем только я не говорила, какие темы не поднимала. Для начала прошлась по древнегреческой мифологии, поскольку всем известно, что Данаиды, это пятьдесят дочерей аргосского царя Даная, убившие своих мужей и осужденные за это богами, вечно обречены наполнять водой бездонную бочку в поземном царстве Аида. Не тем ли занимаемся и все мы здесь, на земле?
Покончив с древнегреческой мифологией, я вкратце обрисовала сложную политическую обстановку в странах зажравшейся
— Со-онька-а, — изумленно пропела она, — какая ты умная-я-я…
— Да, я такая, — вынуждена была признать я, досадуя на то, что результатов при этом — ноль.
А Карина, забыв уже о своей репетиции, начала восхищаться мной и немецкими философами, о существовании которых и не подозревала до сей поры. Мне стало очевидно, что ни о какой «бочке Данаид» здесь и речи быть не может. Карина о ней и слыхом не слыхивала. Однако я так разожгла ее любопытство, что мгновенно свернуть разговор казалось нереальным.
— Ах, Соня, еще, еще, расскажи еще! — просила Карина. — Мне так понравилось! Так понравилось! Они чудо! Чудо! Мне близки их мысли! — в восхищении закатывая глаза, сообщила Карина.
«Еще бы», — подумала я, перебирая в памяти количество ее амуров и пытаясь разгадать, не было ли среди ее поклонников Германа.
Однако умные разговоры измотали меня, а не Карину. К тому же пора было отправляться к Лоре.
Я решила перейти ко второй части программы. Выбрав подходящий момент, спросила:
— Дорогая, ты слышала что-нибудь об анонимке, которую получила Алиса?
— Как? Еще одну? — воскликнула Карина и испуганно прикусила язык.
Я была потрясена. Выходит, все гораздо сложней, чем я думала. Признаться, уже не знала, кого подозревать. Пожалуй, Фаина единственная вне подозрений. О Лоре речи нет — бог знает чего наговорит мне она.
— Вот и попалась, — закричала я, — так это ты написала анонимку!
Карина покраснела и залепетала:
— Нет, не я, не я.
— А кто же?
— Клянусь, даже не представляю.
— Откуда же ты знаешь про анонимку? Теперь Карина побледнела, ее карие очи забегали воровато, как у человека с нечистой совестью. Раз двадцать я повторила свой вопрос, но Карина не отвечала. Лишь головой мотала и вздыхала. Наконец мне надоело терроризировать ее.
— Хорошо, — сказала я, — раз ты знаешь об анонимке — значит, знаешь и то, что Герман изменял Алисе. Теперь же он просто решил ее бросить.
— Нет! — крикнула Карина. Она схватилась за сердце, покрылась красными пятнами и… зарыдала.
— Ха-ха! — воскликнула я. — Так это ты перешла дорогу Алиске! Значит, Герман влюбился в тебя!
Карина не отвечала, но рыдала все громче.
— Не может быть, не может быть" — причитала она. — Не верю, не верю.
Я смотрела на убитую горем Карину, видела, что дело идет к истерике,
— Почему ты плачешь? — гаркнула я.
— Потому что не могу слышать о том, как рушится моя иллюзия. Я верила, что идеальные отношения есть! Есть! А их нет!
И она забилась в истерике. Я нервно глянула на часы и подумала: «Надо бы ее успокоить, но времени в обрез. Если задержусь, не застану Лору. Но, с другой стороны, нельзя оставлять в таком состоянии Карину. Бедняжка просто сходит с ума».
Я позвонила Алисе и рассказала о своих затруднениях.
— Соня, не будь наивной, — сказала она, — Карина артистка. Вошла в роль. Ничего страшного, как вошла, так и выйдет.
Мне стало стыдно, что не додумалась до этого сама.
— Вот что, цыганка Аза, — сказала я, — ты тут поплачь, над своим поведением подумай, а мне пора. Если увела Германа у Алиски, так и признайся. Нечего комедию ломать.
— Соня! Клянусь! Не уводила! — закричала Карина, но я не слушала ее.
Я уже не верила ни одному ее слову и мысленно настраивалась на беседу с Лорой.
Умница Лора сразу заглотнула наживку и с таким энтузиазмом предалась интеллектуальной беседе, что я уже не знала, как ее остановить. Даже предположить не могла, что бедняжка так по духовной пище изголодалась. Так истосковалась по общению с культурным человеком.
В результате я застряла у Лоры до вечера. Она же и о карьере забыла, и о работе. Древнегреческая мифология была для нее просто тьфу — здесь мы за два часа управились. С немецкой философией Лора оказалась на «ты». Она быстро изложила свою оригинальную точку зрения на «примитивные» взгляды Канта, Ницше, Шопенгауэра и Гегеля и, не дав мне вставить и слова, переключилась на средневековую этику, а затем плавно перешла к теории морали.
Пока Лора поражала меня глубиной мысли, я тоже даром времени не теряла: ломала голову, как бы приступить к вопросу об анонимке. К тому моменту я отчаялась уже услышать от нее что-либо о «бочке Данаид», хотя возможности для этого были предоставлены Лоре обширнейшие. И она ни одной не воспользовалась. Так я и не услышала этой чертовой бочки из ее уст. Радуясь, что зашла речь о морали, я воскликнула:
— Кстати, это не ты писала анонимку? К моему удивлению, Лора испугалась. Испугалась так, что утратила сообразительность. Вместо того, чтобы расспросить меня, о чем идет речь, она залепетала:
— Какая еще анонимка? Не знаю никакой анонимки.
При этом ее не интересовало, ни что в этой анонимке написано, ни кому она адресована. Ничто не интересовало Лору. А вопрос, который она без устали повторяла, явно не требовал ответа. Мне это показалось странным.
— Дорогая, не хочешь ли ты сказать, что не знала об измене Германа? — сказала я.
В ответ последовал тот же текст, но с некоторыми изменениями: вместо «анонимки» была вставлена «измена».
— Какая еще измена? Не знаю никакой измены, — еще более испуганно залепетала Лора. Я рассмеялась: