Пусто: пусто
Шрифт:
Г-жа Можаева облегченно вздохнула и посеменила к своему столику — он стоял в самом глухом углу и находился дальше всех от окна, к тому же рядом с принтером. Все почему-то считали отсутствие окна и наличие принтера под боком большим недостатком этого рабочего места, и никто не хотел туда садиться.
Но Люсе этот уголок сразу понравился, когда она появилась год назад в «Попутном ветре». Недостаток света легко устранялся при помощи настольной лампы. Да и к принтеру сослуживцы ходили не так уж часто, чтобы серьезно помешать работе. Зато в этом медвежьем углу легко спрятаться от посторонних глаз за баррикадой из монитора и папок.
Кроме того, посетители могли лицезреть инсталляцию в рамке под стеклом в виде огромного гвоздя с подписью «Забей на все». Справа от монитора висел еще один, правда, уже тонизирующий плакат, распечатанный из интернета и приписываемый также перу Маяковского. (Люся очень любила Маяковского, поскольку его любила любимая ею Лиля Брик.) Плакат гласил: «Волю свою собери в узду. Работай — не охай, не ахай! Выполнил план — посылай всех в п…у, не выполнил — сам иди на х…й!» Когда она, не без душевного трепета, водрузила эту картинку над своим столом, Надежда Петровна поначалу неодобрительно покачала крашеной ярко-рыжей головой и потребовала снять безобразие.
— Люся! Я думала, вы милая и интеллигентная девочка. Что это такое? Это оскорбляет чувства посетителей! — басом а-ля Раневская протрубила Безбородова.
— Но Надежда Петровна! Это же стихи… Их классик написал — поэт Маяковский…
К счастью для Люси, присутствовавший при этой беседе потенциальный путешественник очень развеселился. И даже попросил у Люси распечатать для себя такой же.
— Повешу в отделе продаж! — объяснил он.
Надежда Петровна решила проявить терпимость — раз клиентам нравится, возможно, это действительно стоящая бумажка. Кто ее знает, эту молодежь, может, у нее совсем другие понятия о приличиях. Г-жа Безбородова даже смогла выдавить из себя смешок. Картинка осталась висеть.
Люся притаилась в своем углу и внимательно прислушивалась ко всем звукам. Впрочем, сегодняшний звукоряд не отличался особой оригинальностью: как всегда, стучали клавиатуры и слышался шорох бумаг. Звонили телефоны, и Люсенька, Галя, Митя и одышливый толстяк Овсиенко расхваливали невидимым собеседникам египетские отели, турецкие пляжи и чешское пиво.
Леночка, деловито перекладывая бумажки, симулировала бурную деятельность, а сама оплакивала в телефон свою скончавшуюся накануне морскую свинку:
— Нет, Кать, не ходила. Ну я же тебе говорила — я из-за свинки так расстроилась… Ну откуда я могу знать, что там было, если я дома сидела? Я думаю, что если бы у тебя любимая морская свинка умерла, ты бы вообще три дня дома сидела и ревела! Как ты не можешь понять! Ведь ты же знала Щапу! Между прочим, это ты мне ее притащила, когда у твоего папаши обнаружилась аллергия на шерсть!
По всей видимости, слово взяла Леночкина собеседница — г-жа Зайцева замолчала и закивала головой, потом вдруг нервно повела плечиком:
— Ну как куда? Закопала. Упаковала в полиэтиленовый пакет, плотно перевязала, чтобы никакого запаха, уложила
Девушка на том конце провода, по всей видимости, имела иное представление о похоронных ритуалах для почивших вечным сном морских свинок, потому что Ленка принялась энергично оправдываться:
— Кать, ну я же не дебил! — Леночка выговаривала «дэбыл». — Я выбрала тихий уголок под деревьями, подальше от тропинок. Там дети совсем не копаются. Их туда вообще не пускают из-за крапивы.
Но Катя, очевидно, продолжила обличительное выступление, потому что г-жа Зайцева брезгливо предложила:
— Ладно, хватит на эту тему. Скажи лучше, как там твой диализ? Сегодня поедешь? Бедняжечка, поскорей бы уже операция, правда? Я буду тебя навещать в больничке. А завтра ты что? Понятно. Давай тогда у метро пересечемся— ты вернешь мне моего Стогова, а я тебе Пелевина и брошки, договорились? Только ты извини уж, пожалуйста, я там на него нечаянно кофею немножко пролила. Совсем капельку. Ну вот и славно, я так и знала, что ты не расстроишься! Я тебе еще позвоню и скажу, во сколько. Ну и ладненько, пока!
Леночка положила трубку, и прислушиваться стало совершенно не к чему. К счастью, Зайцева не давала конторе заскучать. Она снова схватилась за телефон.
— Андрей, привет! — замурлыкала она в трубку. — Это Лена Зайцева, помнишь такую? Ну да, та самая. Слушай, мне срочно надо тебя увидеть. Обязательно. Да. Сегодня. Давай вечером в парке! Ну в том, где мы после выпускного гуляли, помнишь? Вот-вот. Буду ждать тебя в восемь, окей? Как не сможешь? Ну давай в десять. Договорились.
Судя по всему, исходом беседы Зайцева осталась довольна. Она мечтательно потянулась и завозила мышкой по коврику, глядя в монитор отсутствующим взглядом. Снова воцарилась тишина.
Люся удивилась, что никто в конторе не обсуждает воскресные события, как будто бы к ним они не имеют ни малейшего отношения.
Время от времени Надежда Петровна и Галина Сергеевна отправлялись в курилку. Возвращаясь из туалета, Люся заметила, что там-то, в курилке, дамы и щебечут на животрепещущую тему, закатав рукава. Хорошо, что Люся не курила — у нее была отличная «отмазка» не ходить на эти коллективные сеансы стриптиза. Стриптиза! Эта мысль как будто током пронзила Люсю. Действительно, люди скрывали свои правые запястья так же, как раньше они прикрывали интимные части тела. Забавно.
Конечно, совсем уж избежать неприятных моментов не удалось. К Люсе с заговорщическим видом подкралась Галина Сергеевна — щедрейшей души человек (всегда покупала на собственные деньги заварку на всех) и ценнейший специалист в области туризма (у нее был особый и редкий талант продавать к любой путевке полный пакет экскурсий). С Галиной г-жа Можаева больше всего сдружилась на новой работе. Люся называла ее по имени-отчеству, хотя Галина была всего лишь на десять лет старше ее. Но из-за наличия у Сергеевны мужа и 7-летней дочурки, Люся никак не могла почувствовать себя принадлежащей к одному с Галиной поколению. Впрочем, это нисколько не мешало им весьма тесно общаться. Даже наоборот, иногда Люсе было легче поплакаться на жизнь Галине, чем близким подругам, — она умела слушать внимательно и не давать дурацких советов. Присев на стул для посетителей, стоявший в торце Люсиного стола, Галя полушепотом спросила: