Пустошь памяти
Шрифт:
– Ричард Блайнд. Рик.
Она ухмыльнулась, обнажив белые зубы:
– А вы видели невесту Оуэна, мистер Блайнд?
Под деревом за крученную, толстую веревку тоненькими ручками держалась девочка лет шести, и задорно качалась на самодельных качелях. Она отталкивалась от земли худенькими ножками и взмывала ввысь. С каждым толчком толстый сук покачивался как на пружине и поскрипывал. Ее синее, обсыпанное песком, платье поддавалось ветру. Черные растрепанные косички покачивались в такт движения качелей. Из-за неуклюже сделанного пробора, косы оказались разной толщины и были неаккуратно подвязаны белыми, застиранными годами, лентами.
Среди
Из дома показался, немного согнувшись, широкоплечий старик.
– Деда, – крикнула девочка, не переставая качаться, – когда мы будем обедать?
Старик взглянул на нее из-под твидовой шляпы с короткими полями, из швов которой уже торчали нитки и виднелись потертости. Он будто и не ожидал ее тут увидеть. Через мгновение черные глаза подобрели, а скулы, покрытые тонким слоем пыли и песка, приподнялись из-за широкой улыбки. Седая борода и усы зашевелились:
– Скоро, дорогая! – он говорил громко, словно скрежет гвоздя по горячей металлической пластине. – Я только ежевики наберу для пирога. Ты же любишь ежевику, так ведь, Лиллиан?
– Терпеть не могу ежевику, – буркнула девочка.
Старик должно быть ее не услышал и с блюдцем в руках продолжил шаркать ботинками с протоптанной подошвой в сторону разросшегося куста. Через пару-тройку лет растение будет способно закрыть своими когтистыми ветвями единственное окно на первом этаже.
– Ты же знаешь, что бывает ежевика и без колючек, а, Лиллиан?
– Меня зовут не Лиллиан! – крикнула девочка, сильнее отталкиваясь и размахивая ножками.
– Так ты знала?
– Нет, не знала. А наша что, без колючек, что ли? Я вчера об нее укололась. Вот, – и она выставила в сторону старика свой указательный пальчик, на котором чернела подсохшая капелька крови.
– А наша-то с колючками. Она дикая. Я сам ее выкопал из лесу и принес. А теперича наша семья лакомится сладкими ягодами. И в лес ходить не надобно. И яблоньку тоже я садил.
Девочка притормозила качели ножкой и опустила взгляд на свои блестящие на солнце туфельки. За спиной упало зеленое, червивое яблоко. Уж лучше бы пирог был из него…
– Кусты могут вымахать до десяти метров. Ты знала об этом, Лиллиан?
Девочка не ответила. Внутри нее дремала ноющая пустота, которая ожидала своего часа развития. Иногда девочка касалась ее подушечкой пальца и последующую ночь спала в обнимку с любимыми игрушками, чтобы заглушить ее черные вибрации тоски от еле ощутимого прикосновения. Но любопытство подсказывало попробовать еще раз, а мысль, что в следующий раз всё произойдет совершенно по-другому давала надежду на беззаботную жизнь. Привычка жить с колебаниями пустоты стала привносить чувство комфорта и
Подул горячий ветерок и приподнял ее косички за белые ленты.
– Лиллиан, ты здеся?
Старик повертел головой и, наконец, обнаружил девочку, сидящую на том же месте и в подтверждение кивнул самому себе. Он собрал почти полное блюдце черных ягод.
– Я не Лиллиан, деда, – снова крикнула девочка.
Она нисколько не злилась на него. Наверное, он просто стал на ухо туговат. Порой она просто не обращала внимание на то, что к ней обращаются под другим именем. Она пробовала игнорировать старика и считала, что он просто зовет не ее, а кого-то другого: нового питомца или призрака. Уж лучше бы так. Жизнь бы на усадьбе стала гораздо интересней. В последний раз она играла с детьми будучи на рынке близлежащего поселения, пока старик торговался пуговицами на кусок отборного мяса.
– Так ты знала, что они могут быть настолько высоченными, что вырастают аж до десяти метров в высоту?
– Быть того не может! – девочка оттолкнулась от земли посильнее.
Старик воодушевился. Улыбка не сходила с его лица и черных глаз, что выглядывали из-под кустистых почти черных бровей. Он чем-то напоминал девочке полярного медведя, такого же большого и белого с черными бусинами вместо глаз. Правда, и нос у него был не черным, как у белоснежного хищника, а раскрасневшимся от летнего зноя.
Бухнуло о траву еще одно червивое яблоко. Она расхохоталась:
– Тогда кусты похожи на монстров? С колючими колючками?
– Небось похожи.
– Жуть какая, – ее смех звенел.
В груди старика потеплело. Его сердце словно окутали вязанным с любовью пледом. Солнечные лучи положили свои горячие руки на сутулые плечи старика. Из-под шляпы по загорелой шее скатывались крупицы пота.
– Я его тебе обязательно нарисую! Точно-точно! Вот увидишь. Он будет таким же огромным, преогромным! Таким же колючим! А еще он будет любить стряпать пироги.
– Ужель жду твой шедевр!
Сквозь детский смех послышалось шарканье резиновых шин о мелкие камни. Они щелкали и будто с треском лопались под тяжелым весом. У забора остановился небольшой грузовик.
Девочка быстро спрыгнула с качелей и побежала к старику. Под ее ногами поднималась сухая пыль. Она обхватила его ногу тоненькими ручками и прижалась розовой щекой к бедру. Черные глаза пристально смотрели на приземлившиеся на камни кожаные туфли мужчины, выпрыгнувшего из переднего сидения грузовика. Его брючный костюм и шляпа песочного цвета практически сливались с протоптанной во дворе дорожкой. Рукой он плотно прижимал к широкой груди огромную папку. Мужчина уверенно, как к себе домой, шел к ним через всю территорию усадьбы. Приблизившись, он растянул уголки губ до ширины узкой ленты. Глаза требовали недельные выходные. Уставшая яблоня продолжала укачивать опустевшие качели.
– Добрый день! Мистер… – мужчина одним движением открыл папку и мельком посмотрел на бумаги, – Стоун? Все верно?
– Да-да! Все верно! Это я. Однако, добрый день! – старик обнажил белые зубы в широкой улыбке, снял твидовую шляпу и смял ее огромной рукой у груди.
– Меня зовут Мэтью Элипсон. Я представитель мебельной фабрики с Глобал стрит. Вы меня помните?
– Да-да! Помнится, от чего нет-то. Из фабрики, да.
– Мы доставили вашу мебель. В то время, в которое вы указали. Всё, как и полагается, – мужчина протянул старику раскрытую папку. – Поставьте, пожалуйста, свою подпись в качестве подтверждения доставки. Надеюсь, у вас будут чернила.