Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»

Берзин Александр

Things exist in terms of mental labeling, are established in terms of mental labeling, regardless of whether anybody is actively labeling it or not. That is not relevant here.

Итак, вещи существуют, обозначенные умом, независимо от того, активно обозначает ли их кто-то в своих ментальных обозначениях – этот процесс – или нет.

“I am feeling something.”

Я чувствую что-то.

It doesn’t matter whether or not I can identify and give it a name “jealousy.” I am still feeling something.

Это неважно, могу ли я это распознать, идентифицировать

и присвоить этому титул «зависть», термин «ревность». Я что-то чувствую.

But if we ask the question, “What is it?”

А если нас спрашивают: «А что ты чувствуешь? Что это?», –

then we have to bring in mental labeling.

тогда необходимо будет задействовать ментальные обозначения.

But I don’t have to label it in order to feel it.

Но для того чтобы чувствовать, мне нет нужды обозначать это ментально.

A baby feels hunger, an infant feels hunger, it doesn’t know the word “hunger,” but it certainly feels it.

Ребёнок не знает слово «голод», но дети чувствуют голод и хотят есть.

Вопрос: Такой вопрос: правомерно ли сравнивать, например, познания красного цвета, цвета этого стола, и, скажем, зависти. Ведь мы можем сказать, что конечная точка познания цвета стола – это температура, длина волны. Мы будем называть это конвенционально красным, если длина волны такая же. И оспорить это невозможно, то есть всегда можно измерить и сказать объективно. А как, например, так же измерить эмоции?

Question: He wonders whether is it correct to compare such things as colors, for instance the red of this table, with emotions? Emotions are totally individual experiences. We can’t expose them and judge them or compare them. But with this table, we all can reach the conclusion: this is the weight, the length, number such and such, like fifteen. No one can disagree with that. It can be proven scientifically with an experiment and repeatedly, which is not the case with emotions. So is it justified to compare such things? They seem to be different. Alex: When we try to understand a basic mechanism, such as mental labeling, of course the defining characteristics that are also made up by concepts, which are used in relation to different objects, will be different. So, with a color, yes, we have certain wavelengths where we can say, “That’s the dividing line.” With emotions, that’s much more difficult. With oranges, perhaps there you can get into a genetic “thing” that might be more specific. But whether it is something which is very specific like that or just more abstract like with “jealousy,” what we are talking about here are defining characteristics. So there are many types of defining characteristics. It could be a wavelength; it could be something that someone puts in a dictionary and says, “This is the defining characteristics of jealousy.” So, the principle is the same.

Алекс: Мы здесь говорим о принципе, об общих положениях, когнитивных, познания этого и как одно коррелирует с другим. Но, естественно, существуют разные уровни сложности, принципиально различные уровни дефиниций: более объективные и более субъективные. Для цвета дефиницией, опять же по согласию между людьми, была избрана какая-то единица меры, а именно длина волны. Для, например, какого-то другого явления это нечто записанное в словаре, с которым согласились все психологи или ещё кто-то, и сказали, что зависть – это то-то, то-то, а ревность – это то-то, то-то,

то-то. То есть механизм общий здесь един, но дефиниции, определения, естественно, разные: одни более определяемые объективно, другие менее. Но так или иначе, это какие-то конвенции.

But there are certainly different societies that divide the color structure quite differently. There are some societies that don’t have “orange,” for example. It’s just “yellow” and “red.” So the dividing line is quite different. There are societies that have not just “green” and “blue,” but they have three colors there. Experiments were done like that at my university, when I was at school, taking people from different cultures and showing them different colors and saying, “What color is this?” And they found that different cultures certainly divide the color structure differently, and individuals do that as well.

И даже в отношении такого, казалось бы, объективно познаваемого явления, как цвета, идентифицируемого, также в разных культурах существуют разные понятия и разные рамки понятий голубого, например, и зелёного. И проводились эксперименты в университете, где я обучался, когда людей просили обозначить тот или иной пограничный цвет. Кто-то называл его зелёным, кто-то называл его синим, а кто-то называл его третьим цветом, для чего в его языке имелся соответствующий термин. У тибетцев, кстати, тоже эта тема присутствует. Салатовым, синий называют салатовым.

Вопрос: Если в разных культурах, получается, разные дефиниции, скажем, относительно цвета, получается, что у двух групп, например китайцы или австралийцы, для каждой из них этот стол – для одних красный, для других тёмно-жёлтый. Получается, что каждая из этих групп имеет условно достоверное понимание этого момента. Тогда каким же образом возникает вот это «nevertheless»? Потому что для одних он функционирует как красный, а для других, тем не менее, он функционирует как жёлтый.

Question: So then the problem seems to come that… OK, let’s say for the Australians, it’s a red table and for the Chinese it’s a dark yellow table. And then the spark of nevertheless comes. So, but conventionally for one group of people it functions as a red table. For the other group of people, nevertheless, it functions as a dark yellow table. So there are two correctly fully functional tables of different colors. How is that possible? Alex: Why not?

Алекс: В чём проблема?

For one person, let’s say you take this item in my hand. I look at it and I give it the label “watch.”

Я беру этот предмет в свою руку, смотрю на него, оцениваю и обозначаю «часы».

Other people around here might also agree that this is a watch and it functions as a watch.

И многие из вас согласятся – здесь, в этой комнате, наверное, большинство, – что это часы, – если не все. И для вас, и для меня они действительно будут функционировать как часы, выполнять функцию часов.

The baby looks at it and labels it as a “toy,” and other babies would agree and they could play with it and it would function as a toy.

Ребёнок возьмёт в руки этот предмет и обозначит его как «игрушка», «бирюлька», и будет с ней играть. Дети другие вокруг согласятся с ним и также обозначат её игрушкой и будут играть в неё вместе. У них будет своя компания.

So what is it? Is it a watch or is it a toy?

Так что это? Игрушка или часы всё-таки?