Пустой дом
Шрифт:
Он печально улыбнулся.
— Должен тебе сказать, письмо далось мне нелегко. Ни разу до этого я не писал девушкам подобных посланий, да, собственно, и после тоже.
— И ты решил, что я тебе не ответила?
— Я не знал что и думать… А потом увидел в газете объявление о твоей свадьбе.
— Юстас, если бы я получила письмо, я ни за что не вернулась бы в Лондон. Я отказалась бы наотрез.
— Ты была несовершеннолетней и ничего не решала.
— Тогда я закатила бы истерику. Настоящий нервный срыв. Устраивала бы
— Тебя все равно бы увезли.
Она понимала, что Юстас прав.
— Но я бы знала, что ты ждешь меня здесь. И никогда не вышла бы за Энтони. Не уехала бы в Шотландию. Не потратила бы впустую все эти годы.
Юстас удивленно поднял брови.
— Впустую? Нет, они не прошли впустую. Вспомни про Кару и Николаса.
На глаза Вирджинии внезапно навернулись слезы. Она сказала:
— А теперь все так ужасно сложно!
Он обнял Вирджинию, ладонями отвел волосы с ее лица и стал поцелуями стирать слезы со щек. Потом сказал:
— Все происходит так, как должно происходить. Во всем есть порядок и смысл. Когда оглядываешься назад, это становится очевидно. Ничего не случается без причины. И нет ничего невозможного — я понял это, когда вошел в «Герб русалки» и увидел, что ты сидишь там, словно никогда и не уезжала. Настоящее чудо.
— А я-то и не поняла, что для тебя наша встреча была чудом. Потому что не прошло и часа, как ты стал кричать на меня.
— Я очень боялся во второй раз испытать ту же боль. Боялся, что ошибся на твой счет, что все те вещи, которые были важны для твоей матери, со временем стали важными и для тебя.
— Я же говорила тебе — для меня они не имеют значения.
Он взял ее руку в свои.
— После вчерашней поездки на пляж я решил, что все еще можно исправить. Когда побыл с тобой, с Карой и Николасом, когда мы вместе купались и жарили рыбу, и вы, казалось, были по-настоящему счастливы. Поднимаясь на утес, я ощутил, что мы как будто вернулись к началу. Я думал, что смогу поговорить с тобой о той весне, когда ты уехала в Лондон, а я никак не мог понять, что между нами произошло и почему мы больше не увиделись. Я думал, мы сможем объясниться, начать все заново.
— Но ведь и я думала то же самое, глупый, а ты вдруг посоветовал мне отправляться обратно в Шотландию и заняться разведением коров. Я хочу быть женой фермера, а не самой становиться фермером. И я не отличу твоего хваленого абердинского быка от обычной буренки.
Юстас улыбнулся снова — слегка виновато.
— Я же сказал, дело было в фотографиях Кары. Казалось, мы были так близки, и тут я в одночасье осознал, что мы совсем разные, принадлежим к разным мирам. Так всегда было, Вирджиния. Небольшая ферма вроде Пенфолды не идет ни в какое сравнение с таким поместьем, как Кирктон. Я решил, что будет чистым безумием просить тебя отказаться от всего этого только ради того, чтобы быть со мной. Потому что Пенфолда — единственное,
— Но это все, чего я хочу! И всегда хотела. Кирктон принадлежал Энтони. Без него жизнь там остановилась. В любом случае, я решила его продать. Решила прошлой ночью. Конечно, мне придется поехать туда, сообщить новости, передать адвокатам дела…
— А о детях ты подумала?
— Конечно же, я подумала. Уверена, они поймут.
— Но там их дом.
— Их домом будет Пенфолда.
Эта мысль заставила ее улыбнуться, и Юстас обнял ее за плечи своими надежными руками и поцеловал улыбающиеся губы.
— Новый дом и новый отец, — закончила она, когда он наконец выпустил ее из объятий.
Но Юстас, казалось, не услышал ее.
— Смотри-ка, кто идет, — сказал он.
До Вирджинии донеслись голоса детей, которые шли через сад, звонко переговариваясь между собой.
— Смотри, вон котята! На самом солнышке, и молочко еще не выпили.
— Не надо, Николас, не трогай их. Пускай себе спят.
— Но вот этот же не спит! У него глаза открыты. Смотри — открыты!
— Ну где же мама? Мамочка!
— Мы здесь, — отозвался Юстас.
— Мамочка, тетя Элис Лингард послала нас спросить, когда ты вернешься домой.
Кара стояла на пороге кухни: ее очки перекосились, волосы падали на глаза.
— Она дала нам яичницу с беконом, но мы все время ждали тебя, а потом тетя Элис сказала — миссис Джилкс решит, что она попала в аварию и разбилась насмерть…
— Ага, — подхватил Николас, появившийся сразу за ней; он нес на руках котенка, который, широко раскинув лапки, цеплялся крошечными коготками за его свитер. — Мы спали и спали, и было уже десять минут десятого, когда тетя Элис поднялась к нам, завтрак нам не понравился, и я уже думал, что придется ждать до ланча, а мне так хотелось есть…
Поняв, что говорит только он один, Николас умолк. Мама и Юстас сидели молча, глядя на него, а Кара смотрела на мать так, будто видела ее впервые.
— Ну что такое? Почему никто не разговаривает?
— Мы ждем, пока ты остановишься, — ответила Вирджиния.
— Почему?
Вирджиния перевела взгляд на Юстаса. Тот наклонился вперед и притянул Кару к себе. Очень осторожно и серьезно он поправил очки на ее личике. Николас видел, что Юстас улыбается.
— Нам надо кое-что вам сказать, — произнес он.
Об авторе
Первый рассказ известной английской писательницы Розамунды Пилчер был опубликован в журнале «Woman and Home», когда ей было восемнадцать лет. Во время Второй мировой войны она работала в Министерстве иностранных дел, а потом — в составе женской вспомогательной службы британских Военно-морских сил в Портсмуте и на Вест-Индском флоте. В 1946 году вышла замуж за Грэхэма Пилчера, у них четверо детей и много внуков. Сейчас писательница с мужем живет в Шотландии.