Пустой гроб
Шрифт:
Это и в самом деле был Жюв. Знаменитый сыщик сразу почувствовал себя хозяином положения.
Он сердечно пожал профессору руку.
— Извините меня, сударь, — вымолвил он, — что я с первого же дня не раскрыл вам, кто есть кто; у нас, понимаете ли, нет причин скрывать свое имя, и только в интересах Элен я хотел как можно дольше оставаться инкогнито; к тому же мне не хотелось, чтобы вас смущала мысль, будто ваш неоценимый, умелый уход за дочерью Фантомаса — во всяком случае, за той, которая слывет его дочерью — может навлечь на вас гнев Гения преступного мира.
Профессор Дро гордо тряхнул головой.
— Сударь, — сказал он, — полагаю, что пока меня охраняет инспектор
Мужчины еще раз пожали друг другу руки.
При мысли, что дела Элен идут на поправку, Жюв так и сиял.
После того, как профессор признался Жюву, что узнал его, он почувствовал себя свободнее и подробно рассказал, как он устранял перелом своей молодой подопечной.
— Я специализируюсь на тазовых переломах, — сказал он, — уверяю вас: хоть условия операции были не блестящими, результат превзошел все ожидания. Выйдя отсюда, невеста Жерома Фандора будет, как прежде, стройна и грациозна, сохранит свою обворожительную, легкую походку, как будто и не приключилось с ней ужасного несчастья.
Жюв искренне верил профессору и был тронут до глубины души.
В общем и целом, профессор скромно преуменьшил свои заслуги; Жюв знал — о личной жизни доктора многие любили позлословить, но стоило заговорить о его профессиональных достоинствах, как все сходились в одном: в своем деле профессор не знал себе равных, был признанным специалистом по травмам, ранам и переломам в области таза.
Успокоенный полицейский начал прощаться — у него назначена была встреча с Фандором, который с нетерпением ждал новостей, однако Поль Дро задержал его.
— Минутку, сударь, — попросил он, — мне надобно переговорить с вами конфиденциально.
Сыщик вздрогнул. «Это еще что такое! — пронеслось у него в голове. — Уж не скрыл ли он чего-нибудь о состоянии Элен?»
Как многие другие, Жюв боялся услышать печально известную фразу; «Операция прошла блестяще, но не знаю, сможет ли медицина поставить больную на ноги».
Но вовсе не о том собирался говорить доктор со знаменитым сыщиком.
Поль Дро не замедлил объясниться:
— Я обращаюсь к вам, господин Жюв, не как к другу мадемуазель Элен, а как к инспектору сыскной полиции. Зная вас, как человека справедливого и беспристрастного, я решаюсь просить вашего бесценного содействия. Не согласитесь ли вы уделить мне пару минут?
Жюв, собравшийся было уйти, снял пальто, положил на стул шляпу и, приняв невозмутимую мину, которую приберегал для всякого рода исповедей, бросил:
— Слушаю вас, сударь, вы можете рассчитывать на мою скромность.
Поль Дро, не колеблясь, начал свой рассказ.
— Господин Жюв, речь идет о событиях сугубо личных. Я имею в виду мою семейную жизнь. Шесть лет назад я женился; в ту пору в медицине я был еще новичком, а за душой не имел ни сантима. Женился я на девушке совсем не моего круга, она была богата, звали ее Амели Тавернье. Избавлю вас от подробного изложения мелких неурядиц, которые день за днем рушили наше благополучие и разводили нас в разные стороны. Взяв в жены Амели Тавернье, я пошел на большое, огромное унижение. Я примирился с этим, решив стать безучастным супругом безучастной жены и относиться к ней, как относятся к деловому компаньону — при условии, что она предоставит мне полную свободу в мыслях и действиях… Амели не пожелала этого и недавно возбудила против меня дело о разводе.
— Знаю, сударь, — отвечал Жюв, — я слышал об этом прискорбном событии.
Слушая рассказ профессора о перипетиях его семейной жизни, Жюв был само внимание.
Инстинктивно его влекло к этому непостижимому человеку — выглядел тот холодным, замкнутым, робким
Вдобавок Жюв питал к хирургу глубокую признательность, ведь он с таким знанием дела взялся лечить Элен: в лечебницу ее доставили почти безнадежной, а теперь, если верить словам доктора, опасность ей не грозила.
— Чем же я могу быть вам полезен? — поинтересовался Жюв; в его устах эти слова отнюдь не были предложением из вежливости, банальной любезностью, он действительно всей душой рад был бы, будь то в его силах, услужить профессору.
Поль Дро собрался с духом и продолжил.
— Как я уже сказал, сударь, женитьба началась для меня с огромного унижения… А именно: до знакомства со мной у моей жены — моей будущей жены — был любовник, от которого она забеременела. Меня согласились взять в супруги при условии, что я взвалю на себя и отцовство, а положение мое было таково, что я не мог отказаться… Справедливости ради надобно признать, что раздумывал я недолго, да к тому же влюбился без памяти. Впрочем, чувство мое скоро прошло… Амели родила ребенка — мальчика — и назвала его Юбером. В наш маленький мирок вторгся третий, и этот третий напоминал о непоправимой ошибке прошлого, этот третий не давал мне забыть о трусливом моем поведении, коего я стыдился. Однако никакой враждебности к безвинному ребенку я не испытывал; он подрастал, и я проникся к нему искренним чувством, глубокой привязанностью. Вы, конечно, слышали о постигшем нас горе. Восемнадцать месяцев назад я попал в железнодорожную катастрофу, ребенок был со мной; меня выбросило на рельсы, часа два я провалялся без сознания, а когда пришел в себя, первая мысль моя была о Юбере. Малыш исчез. Он погиб, сударь, он был среди безымянных трупов, извлеченных из-под обломков поезда. Вообразите, как мне было больно, как я страдал, в каком я был отчаянии!..
А теперь вообразите, господин Жюв, во что превратилась после этого моя семейная жизнь… Я ожидал вспышки гнева, но ее не последовало. Поначалу жена впала в прострацию, она была глубоко подавлена, ее терзала боль, я понимал и щадил ее… Потом вдруг она стала проявлять ко мне неожиданную симпатию, что было для меня мучительно, почему — объясню позднее… А потом я стал замечать, что Амели ревнует меня, и вместе с тем видел, как в душе ее рождается необоримая ненависть к тому, кого она избрала в супруги.
Не раз осыпала она меня угрозами, делала странные, непонятные мне намеки, а однажды не выдержала и обвинила меня в исчезновении ее ребенка.
Она не называла меня убийцей, но это подразумевалось, а я не мог ни заставить ее четко сформулировать свои обвинения, ни сказать ей, что она не смеет считать меня виновным. Так продолжалось какое-то время, а потом, с неделю назад, она ни с того ни с сего заявила мне, что хочет развестись… Последовало бурное объяснение с глазу на глаз, она сказала, будто у меня есть любовница — сущий вздор! Тогда она недвусмысленно обвинила меня в тягчайшем из всех возможных преступлений… «Это вы, — крикнула она, — вы убили моего сына…»
Полагаю, господин Жюв, нет смысла объяснять вам, сколь мало трогает меня ее обвинение. И все же я вынужден с ним считаться, ибо, вновь перебрав в памяти обстоятельства исчезновения бедняжки Юбера, я пришел к выводу, что предположение, выдвинутое женой на следующий день после катастрофы, в чем-то не совсем безосновательно. В общем-то, Юбер действительно исчез при довольно загадочных обстоятельствах. Среди трупов мальчика не было, не было ничего, что помогло бы опознать его. Теперь мне и самому не ясно, действительно ли ребенок умер или, может, исчез и до сих пор жив и здоров…