Пустой мир. Сестры

thelordofthedark

— Так, главное, не нагрузиться слишком быстро, — облизнувшись на все расставленное на столе, заявила Волчок, и так уже не самая трезвая. Рейвен, взяв одну бутылку и попытавшись прочитать написанное на этикетке, только покачала головой, взяв на заметку, что нужно проследить за наемницей во избежание возможных неприятностей. В Тортуке алкоголь гнали из химических соединений вроде отработанного топлива или сжиженных болотных газов, не имеющих ничего общего с природным происхождением. В результате чего получался невероятно крепкий и столь же вредный для здоровья концентрат, отличавшийся только тем, какими соединениями его позже разбавляли для увеличения или уменьшения крепости напитка. «Коллайдер», бутылку

которого она сейчас держала в руках, был сделан из отработанных охлаждающих жидкостей аннигиляционного коллайдера, слитых и переработанных для того, чтобы можно было пить без опасности прожечь себе желудок. И все же, пить такое в больших количествах слишком рискованно из-за возможности заработать себе язву.

Волчок все же исполнила свою угрозу напиться, заодно утянув с собой и более осторожную Рейвен. Под жареные ребрышки бутылки опустошались действительно незаметно, и в голове уже вскоре все зашумело и поплыло яркими красками. «Коллайдер» оказался с подвохом, практически не чувствуясь до определенного момента, но потом накрывая совершенно неожиданно, словно удар молота по затылку. Куда-то исчезло равновесие и фокусировка, Рейвен уже с трудом даже понимала, где находится, только задорный смех наемницы, сидевшей рядом с раскрасневшимся лицом, позволял хоть как-то ориентироваться.

К тому же оказалось, что в пьяном состоянии Волчок оказалась даже слишком словоохотливой и откровенной со своей новой подругой. Те мысли, которые прежде держала глубоко в себе, теперь полезли наружу, ничем больше не сдерживаемые, хотя сама Рейвен с трудом воспринимала все, что слышала.

— Рейв, вот ты у меня все выспрашиваешь, почему я тебе помогала, — чуть ли не себе в стакан бормотала наемница, прерываясь только очередной порцией вливаемого в себя алкоголя. — Я ведь и сама себе на этот вопрос до конца не ответила. Даже не знаю, с чего на него начать отвечать… Знаешь, как это… Я словно сама себя в тебе увидела… Когда-то сама такой была, только мне тогда никто не помог, понимаешь? Я же не от хорошей жизни в наемницы пошла. Ты ведь знаешь, что со мной было?

Рейвен только отрицательно покачала головой, но все-таки ей хватило понимания того, что нужно чокнуться стаканами с Волчком, прежде чем ее опять понесло на откровения. Ей оставалось только слушать и вникать.

— Знаешь, я ведь родилась примерно в таком же городке, — наемница оглянулась по сторонам, — только там был защитный купол, старый шахтерский поселок с почти истощенными шахтами. Центральный город уже не обращал на нас никакого внимания, того, что добывали, не хватало даже для выкупа снабжения светом и водой, понимаешь? И всем на шахтеров было плевать, выживали кто как умел… Знаешь, у меня ведь вроде как брат был… один в семье работал, потому что отцу обе руки раздавило во время аварии, а денег на протезы не было. Мать вообще не могла работу найти. А кроме меня в семье еще пятеро детей… Все жили на зарплату брата… пока того в шахте не завалило…

Наемница вполне откровенно всхлипнула и залпом выпила полный стакан, занюхав его лежавшей на тарелке косточкой. Рейвен не знала, что надо говорить в таком случае, поскольку своей семьи никогда не знала, росла с рождения одна, пока не отдали в академию, где уже и определилась ее дальнейшая жизнь.

— Я была самой старшей… — буркнула Волчок. — Только для девочек в поселке работы вообще не было. Даже на панели, далеко не у всех хватало денег снять себе молодую девчонку на ночь… И знаешь, что самое смешное? Конкуренция там была уже высокой, новенькую просто выкинули бы на помойку без всякой жалости. Так что… — наемница всхлипнула еще громче, — меня продали…

— Что? — Рейвен удивленно раскрыла глаза, не поверив в услышанное.

— Продали, — повторила Волчок. — Родная мать продала работорговцам

за десять гребанных кредитов, чтобы купить воды и хлеба остальным. Знаешь, я до сих пор помню, как кричала, когда меня уводили… И как мать кричала, прижимая к груди эту чертову пластинку… А этим выродкам, которые меня купили, как какую-то вещь, было все равно. Для них я всего лишь была выгодной покупкой… А потом меня перепродали с молотка на первом же рынке. Богатому купцу, которому нравились маленькие девочки… точнее, нравилось, как они кричали. Любил их пороть, пока не начинали в голос орать… У меня после еще долго оставались шрамы на спине, пока я их все-таки не свела. Однажды, когда он… когда он… — у девушки по щекам потекли слезы, алкоголь и откровенность растревожили старые воспоминания, закрытые далеко в подсознании, но сейчас снова вылезшие наружу, пробившие истонченные стенки памяти. Собравшись с силами, наемница смогла вытащить из себя продолжение: — В общем, когда он заснул, я даже реветь уже не могла… разбила бутылку, которая стояла на тумбочке, и воткнула осколок ему в горло. А сама сбежала… Охране было все равно, из его спальни девочки всегда выходили зареванные и шатаясь… А сбежать из его особняка было не так уж и сложно, снаружи только улица, где ты никому не нужна…

— Значит, тебе досталось еще больше, чем мне? — горько усмехнулась Рейвен, — Теперь это уже кое-что объясняет…

— Ага, — кивнула Волчок. — И вот когда тебя увидела… Забитую, подстреленную, в окружении этих проклятых работорговцев, то просто не смогла пройти мимо. Словно сама себя увидела. Нет ничего более мерзкого, чем быть беспомощной вещью в чужих руках, когда тебя могут продать, купить и вообще использовать так, как им может быть угодно. Я не могла позволить пройти через все это кому-либо еще. Даже врагу не пожелаешь такой участи…

— Спасибо тебе за это… — Рейвен усмехнулась, — знаешь, я ведь надеялась, что они меня убьют, а не потащат обратно. Лучше умереть, чем вот так вот… вещью…

— За это стоит выпить, — кивнула Волчок, но бутылка оказалась пустой, так что она потянулась за второй, тоже уже пустой, только на дне третьей еще что-то было. — Уже все? Надо еще добавить сверху…

Четвертой бутылки, которую принесла официантка через минуту после того, как Волчок замахала рукой, привлекая к себе внимание, оказалось достаточно, чтобы совсем перестать что-либо соображать. Если до этого девушки были пьяны, но еще понимали, что вокруг происходит, то после сознание помутилось окончательно.

В голове у Рейвен остались только отдельные эпизоды, обрывки происходившего за день. В основном яркие пятна, смех и веселые крики. Волчок вроде бы с кем-то даже подралась, бронированными кулаками превратив в кашу лицо не слишком удачливого ловеласа, решившего подсесть к двум изрядно подвыпившим девушкам. Кажется, она сама равнодушно наблюдала, как наемница, схватив того за воротник, под громкий смех толпы снова и снова вбивала его лбом в столешницу. Снова какие-то яркие пятна… Подумалось вдруг, что впервые за время пребывания в Тортуке ей было так хорошо и легко.

***

Придя в себя, Рейвен обнаружила, что лежит в кровати, стоящей в небольшой комнатке с истертым пластиковым полом и низким закопченным потолком, по которому бегали мохнатые мокрицы, шевеля длинными двойными хвостиками. Горела единственная запыленная лампочка накаливания, дававшая совсем слабый свет. Его едва хватало, чтобы осветить стены комнаты и закрытую дверь, на которой кто-то, не обладавший большой фантазией, прямо по грязи пальцем нарисовал мужчину и женщину в объятиях. Судя по гаму и крикам, которые доносились откуда-то издалека, пробиваясь сквозь тонкие стенки, они еще были у Гарзеля. Наверное, это была одна из каморок, что он сдавал клиентам, похабная картинка ясно говорила о ее назначении.