Пустоземские камни
Шрифт:
– Прямо в самое дерево?
– Ага. И сук один снес, и ствол расщепил.
– Интересно... И что дальше произошло?
– А вот он все знает, – Алешка указал на бородатого. – Когда мы приехали, здесь уже желтая куча была.
– Знаешь хоть, с кем разговариваешь? – с добродушной усмешкой спросил бородатый. – Это ж Олейник, тот самый космонавт...
– Космонавт?! – Алешка часто-часто заморгал. – Настоящий?
– Нет, игрушечный.
– А другие мальчишки ничего не находили? – спросил Олейник.
– Не-а, – Алешка помотал головой. –
– Вот оно как... На что ж вам деньги?
– На папиросы, – широко улыбнулся мальчик.
– Ну... – Старый космонавт огорченно вздохнул.
– Хочешь поглядеть, во что твоя желтая куча превратилась? – предложил бородатый.
– Ага! – Алешка обрадовался – он, собственно, только за этим и прибежал.
– Ну, гляди. – Москвич отодвинул полог пленочного шатра.
Никакой желтой мочалки там уже не было. Алешка увидел огромный клубок каких-то темных блестящих шлангов, некоторые были толщиной с его руку. Он даже малость отпрянул – показалось, что вся эта масса тихонько двигается, словно дышит.
– Вот так, парень, – сказал москвич. – Смотри – найдешь чего, сам не лезь, нас позови.
Вскоре ученые уехали. Алешка залез в реку и обнаружил в своих баллонах полтора десятка отличных пескарей. Тут же им нашлось применение: пожарить на прутике над костром, который очень даже просто развели солдаты. И сами же схряпали рыбешек, только кости в стороны летели.
После этого Алешка, проявляя недетскую осведомленность, ответил служивым на некоторые насущные вопросы: рассказал, что самогонку в любое время можно купить у тетки Миронихи, что ближайшее разливное пиво есть на заправке возле «Сельхозтехники» и что дискотеки по пятницам и субботам проходят в соседнем поселке, до которого всего час ходьбы.
Приезд начальства Егорыч прозевал, поскольку два дня был в командировке в областном центре – принимал после капремонта зернозагрузчик.
Вернувшись домой, он уже от дороги заметил, что во дворе происходит какой-то непорядок. Он бросил взгляд на амбар – и ужаснулся. Строение стало каким-то уродливым, скособоченным, словно сдерживало натиск урагана.
Егорыч бросился было к сараю, но вдруг замер на месте. Земля – она как-то не так ответила на поступь его ног. Родной старый двор – тысячи раз перехоженный во всех направлениях, знакомый до каждой ямки, утоптанный до каменной твердости – вдруг начал качаться под ногами.
Может, показалось? Егорыч для пробы переступил с ноги на ногу. Нет, определенно с землей творилось что-то не то. Ноги привыкли за много лет к совсем другим ощущениям.
Сердце начало ненормально сильно колотиться. Егорыч растерялся, как птица, которая почувствовала, что в ее отсутствие кто-то побывал в гнезде.
Осторожно переступая ногами, он добрался до сарая, распахнул дверь. И в следующий миг сдавленно вскрикнул от ужаса.
Пол был вздыбленным, повсюду топорщились выломанные доски. Из огромных щелей,
– Разорили, – прошептал Егорыч. – По миру пустили, курвы! Да что ж это творится! Да что ж они позволяют!
Он все же нашел силы приподнять одну из поломанных досок и заглянуть в подпол. Когда глаза привыкли к полумраку, он испугался еще больше. Все пространство под амбаром занимала мешанина каких-то шлангов или канатов – толстых, угрожающе темных, перепутанных, как клубок ниток.
Егорыч тронул один из шлангов и тут же отдернул руку. Ему почудилась легкая дрожь. Вообще из подпола исходила неясная гнетущая волна, словно темные силы свили себе гнездо под амбаром. Хотелось скорее выбраться на свет и держаться от этого места подальше.
Егорыч выскочил на улицу и недолго думая помчался на луг.
– Разорители! – закричал он, едва показавшись в лагере ученых. – Что ж вы творите, а?! Под суд, всех под суд! За что трудовому человеку такая подлость?! За что, курвы?
Его окружили встревоженные незнакомые люди, спросили, что случилось.
– Что случилось? – Егорыч аж затрясся. – Они еще спрашивают! Никакого житья нет от ваших опытов, а они еще спрашивают! Найду управу! Всех под суд...
Его еще раз настойчиво спросили, что произошло.
– А вот я сейчас покажу, что произошло! – прокричал Егорыч, и тон его ничего доброго не предвещал.
Все пошли смотреть. По пути увязались и несколько поселковых. Двор Егорыча заполнился чужими людьми, которые бесцеремонно ходили по его земле, осматривали, замеряли, вслух изумлялись. Егорыч с женой стояли на крыльце, с испугом наблюдая, как разваливается их родовой покой, который образовывался годами. Ничего хорошего они не ждали. Даже куры присмирели и помалкивали под кустами смородины.
– Надо разбирать твой сарай, дядя, – сообщил один из москвичей.
– Курва, – процедил Егорыч. – Под суд!
Но мешать не стал. Он уже понимал, что сам с такой бедой не справится, а люди хоть посочувствуют.
Из лагеря приехала машина. Застучали топоры, завыла бензопила, завизжали выдираемые гвозди. Односельчане, что собрались за калиткой, молча глазели на Егорыча. Иные взгляды были такие, будто он стоит не на пороге дома, а на табуретке под веревочной петлей. Чувство непоправимой беды сдавило горло и сердце, мешая дышать и говорить, на глаза просились слезы.
Вскоре стало ясно, что под амбаром, от которого теперь почти ничего не осталось, притаилось целое скопище темных перепутанных канатов. Из разговоров Егорыч понял, что они уходят под землю, тянутся на многие метры, опутывая все вокруг. И убрать эту заразу одним махом невозможно.
А затем к нему приблизился один из чужаков, закурил, небрежно кинул под ноги смятую пачку и сказал:
– Плохи дела, батя. Эта штука – она везде. Разрослась по всему твоему двору и дальше будет расти. Не знаю, когда мы ее выковырнем. Утром обещали экскаватор подогнать...