Пустяки и последствия
Шрифт:
– Сделай на меня шарж, Ритка!
– решилась однажды Лиля под одобрительный гул одноклассников. Юная художница вскинула на Лилю округлившиеся глаза.
– Ты серьёзно? Именно шарж, не портрет?
– Да! Даже карикатуру!
– Лиля сама себе похлопала в ладоши.
– Хочу карикатуру!
– Лиль, а не боишься? Я ж злая, ты знаешь, - добродушно улыбаясь, произнесла Рита.
– Что вижу, то пою. Может, не надо? А то есть уже обиженные.
Наступил момент для заранее подготовленной речи. Спокойно, медленно, как бы подбирая слова - на самом деле выученные наизусть накануне,
– Понимаешь... я уверенный в себе человек. Во всех смыслах. Мне как-то в голову не приходит бояться. Чего? Картинок? Шаржей? Ну, сама подумай!
– отработанный короткий смешок именно в этой части текста.
– Кстати, мне интересно, что смешного во мне можно увидеть со стороны. Может, это был бы хороший пинок, а? Или... повод для дополнительной работы над своим совершенством, - и снова заливистый смех с расслабленно запрокинутой головой. Тоже отрепетировано и даже перед зеркалом.
– Тебе на самом деле интересно?
– с жаром спросила Фишман.
– И ты, в случае чего, не обидишься?
Сердце упало. На кой ляд она всё это затеяла. Но паровоз уже разогнался и мчался со своим "чуф-чуф", как дурной, по проложенным рельсам, не умея затормозить. На Лилю и Риту смотрело пар двадцать весьма заинтересованных глаз самого главного общества взрослого подростка: его класс. Его компания.
– Да ещё чего - обижаться! Давай, рисуй, потом нам покажешь. Посмотрим и посмеёмся, - и Лиля лучезарным взором обвела одноклассников, улыбаясь и всем видом показывая, как ей весело. Хотя в душе что-то занудливо ныло на одной противной ноте. Ныло и кололось прямо в сердце и немножко в желудок...
– Ну, хорошо, - улыбнулась Ритка и тут же чуть прищурила серые глаза, внимательно вглядываясь в Лилины черты. Лиле стоило огромной силы воли не шарахнуться от взгляда художника-шаржиста и даже суметь покривляться: поджать губки, потом их вытянуть, запрокинуть руку за голову, дёрнуть плечиком и изогнуться в талии, как делают модели на фотосессиях. В то время, как в душе поселился комочек страха.
Три дня Ритка ничего не говорила и даже не общалась с Лилей, которая вынуждена была делать вид, что её ничто не тревожит, что она беззаботна и вообще не думает о каких-то незначительных пустяках. Но все её мысли вертелись вокруг Риты и того, что она там у себя дома рисует, зараза!
В пятницу, накануне выходных, художница приволокла своё творение в класс.
– Помнится, ты хотела всем показать?
– формально спросила Ритка у слегка побледневшей Лили, развязывая тесёмки папки. Что оставалось Лиле? Лиле оставалось лишь изобразить улыбку и чуть хрипловато сказать:
– Валяй! Здесь все свои.
Рита поставила картину на доску, как на подрамник. Ребята сгрудились вокруг.
– Вот чума!
– Ну точно же!
– Ахахааа! Лилька, тебя разгадали и разоблачили!
– Фишман, ты просто какой-то прожектор перестройки!
Перед Лилей стояла архисложная задача: надо было разглядывать картину и быстро конструировать правильную реакцию для окружающих. Одновременно. Задача почти непосильная, потому что Рита натворила делов. Её шарж бил Лилю в самое слабое и больное место, демонстрируя всему свету, что её тайна - вовсе не тайна, что Лилина суть
Рита нарисовала театральную сцену, перед которой полный зал зрителей, изображённых силуэтами, обращёнными спинами к смотрящему, сцена же - прямо перед ним, он - зритель где-то в амфитеатре. В центре сцены стоит некто, тоже в виде силуэта, в котором угадывается роскошная женщина, похожая на Мэрилин Монро. Её руки подняты, на неё направлен свет прожектора, она купается в овациях, к ней летят букеты. А чуть справа и сзади стоит Лиля. Она единственная изображена чётко - фигура, одежда, но главное - лицо. Это Лилино лицо, которое выражает растерянность, обиду... лицо, готовое заплакать. Поскольку всё же рисунок - шарж, глаза у Лили чересчур огромные и печальные, их внешние уголки плывут вниз, оттягиваемые влагой, парочка слезинок блестит на щеках. Чрезмерно пухлые губы искривлены в детскую плаксивую гримаску. И в то же время это, безусловно, Лиля, не узнать невозможно!
Лиля на рисунке протягивает нарочито длинные руки к публике, как бы умоляя обратить на неё внимание. Фигуркой она тянется к толпе, а длинные руки будто на глазах растут, удлиняются, чтобы загородить "звезду" на сцене, чтобы заставить, пусть силой, эту гадкую публику смотреть не туда, не туда, а - сюда, на неё, на Лилю! Изо всех сил она старается забрать всё внимание себе, чтобы цветы летели к её ногам, к её, а не к ногам "Мэрилин"!
У Лили пересохло в горле. Это был удар. Времени не было ни секунды, нужно реагировать сразу и безошибочно. Ребята смотрели, шептались и хихикали.
– И что сие означает?
– спросила, как бы недоумевая, Лиля беззаботным голосом. Ну, глупо же, глупо! Неправильная реакция, неправильные слова, всё неправильно! Только хуже будет.
– Да ладно тебе, Лиль, - крикнул кто-то из девчонок.
– Всё точняк, но необидно же. Ты такая симпатичная, милая на картинке, тебя жалко и хочется приласкать!
– ребята засмеялись. Нет, совсем не зло засмеялись! Доброжелательно даже, в худшем случае - просто засмеялись. И вообще ничего не случилось, небо не упало на землю, мир не перевернулся, через пять минут Ритка свернула рисунок в трубочку и сунула Лиле:
– На, дарю! Не обижайся, шутка же. Ну, заметила я в тебе это, так и для тебя самой не секрет, правда?
– Спасибо! Только я так и не врубилась, в чём соль, но нарисовано красиво, - Лиля тянула улыбку от уха до уха.
– Не врубилась? Окей, будем считать, что так, - усмехнулась Ритка и пошла к своей парте, потому что уже вовсю звенел звонок на урок.
И всё! Конец истории. Никто больше ни разу не вспомнил про рисунок и про Лилину реакцию. Потому что ерунда, эпизод, пустяк.
Пустяк. Если не считать, что после этого случая Лиля внутри себя изменилась за один день так, как, наверное, мало кто может измениться за всю жизнь. Она стала другой.