Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2
Шрифт:
– Ммм… вроде поняла. Но… но, но! Я все равно думаю, что это свинство по отношению ко мне!
– Разве это не показывает, насколько он тебе доверяет? Разве он не был уверен, что ты, его хорошая подруга, простишь его, если он извинится?
– Ммммммм…
– А может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно?
– Э?!
Коконе вновь залилась краской.
…Не, ну правда, зачем было добавлять эту ненужную фразу, Мария?
– Но это нисколько не меняет того, что мы впутали тебя во все это,
– Я, я очень, очень сильно извиняюсь…
Я наконец-то понял, что мне представился шанс попросить прощения. Щеки Коконе все еще были розоватыми, когда она, прищурив глаза, посмотрела на меня.
– …Ты хорошенько подумал над своим поведением?
– Д-да. Прости меня.
Видя, как я каюсь, Коконе поджала губы и произнесла:
– Ладно! Я тебя прощаю. Но не вздумай это повторить! Я, конечно, привыкла, что мне все признаются, но даже меня можно застать врасплох, знаешь ли! Я так сильно беспокоилась, что мне делать, что я тогда всю ночь не спала!
– Стало быть, ты привыкла к признаниям.
– Ха! С того времени, как я в этой школе, я за год двузначное число набрала! …А, какое это теперь имеет значение! Ты как следует подумал?!
– П-прости. Я как следует…
К Коконе вновь вернулся ее громкий голос, она улыбалась с облегчением.
Коконе тоже хотела, чтобы наши старые отношения вернулись.
Если мы все вместе защищаем и бережем нашу повседневную жизнь, ее не так-то просто уничтожить.
– Ну ладно, я домой пошел.
С этими словами я встал, подмигнул Марии и попытался сбежать. …Сказать по правде, мне хотелось побыстрее свалить отсюда, потому что под этими многочисленными взглядами чувствовал я себя неуютно.
– Погоди минуточку.
– …Что такое, Моги-сан?
– Эмм, эээ… ты отказал Отонаси-сан, верно? Тогда не понимаю, почему вы по-прежнему вместе?.. Вы же правда не встречаетесь?
Голос Моги-сан дрожал.
– Эээ… ну, в общем, да.
Она посмотрела на меня, потом на Марию и, наконец, опустила глаза.
– …Уух, ну смотрите! Меня уже совсем скоро выпишут! Я должна вернуться в школу как можно быстрее. Мне неспокойно… очень неспокойно…
– Н-не бойся, Касуми! Я за ним присмотрю!
Услышав слова Коконе, Моги-сан надулась.
– …Коко-тян. У тебя был очень счастливый вид, когда она сказала «может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно».
– Н-неправда!
Моги-сан сердито уставилась на меня; в глазах у нее почему-то стояли слезы.
– Хосино-кун, ты болван!
– Э…
– Ну почему ты понарошку признался Коко-тян, а не мне?!
Ээээ… а что, в этомпроблема?
Обеденный перерыв.
Мы с Марией сидели друг напротив друга
А ведь она была такой счастливой, когда мы уплетали клубничный торт. Мда, правда, когда я попытался ее сфоткать, она меня крепко стукнула и продолжала есть уже с гримаской на лице.
13
Рамэн – японская пшеничная лапша быстрого приготовления.
– Кадзуки, сегодня ты тоже ко мне придешь?
Школьник, сидевший рядом с ней, закашлялся, и рис вылетел у него изо рта.
– Сегодня я собираюсь в библиотеку пойти. Как считаешь?
– Не возражаю.
Я ходил домой к Марии последние два дня. Вовсе не ради развлечения – она натаскивала меня к предстоящим экзаменам; она ведь по-прежнему лучшая ученица школы.
Но все же – второклассник, которого натаскивает первоклашка…
– Мм, но она так и не придет, хех. Ничего не поделаешь, придется мне самой доесть остатки рагу, хоть это и многовато.
– …Оно было вкусное, правда.
– Я не спрашивала твоего мнения.
Голос ее был холоден, хоть я и похвалил ее только что.
– Но все же…
Отправиться в комнату к Марии; если бы «она» услышала наш разговор, уверен, она бы приуныла.
Если вспомнить – «она» всегда обедала вместе с Марией до тех событий двухнедельной давности.
Все почти как прежде. Моги-сан начала дуться на меня в своей больнице, и Дайя со мной по-прежнему не разговаривает, но, думаю, в целом моя спокойная жизнь вернулась.
Но ни Рико Асами, ни Рюу Миядзавы в этой повседневной жизни больше нет.
Золотую неделю нам продлили на четыре дня, так что уроки начались лишь 11 мая. А все из-за того, что в нашей школе учился подозреваемый в убийстве. Мы отдыхали, а директор школы выступал по телеку и чего-то вещал про то, что Миядзава-кун был успевающим и прилежным учеником.
В первый день после каникул здесь творилось нечто. Был такой бардак, что некоторые девушки даже начали плакать; повсюду носились журналисты со своими камерами. Обстановка даже близко не напоминала ту, какой полагается быть в классе.
Но прошла неделя, и все стало, как прежде.
Упоминание имени «Рюу Миядзава» стало для одноклассников негласным табу. Его имя неизбежно ассоциировалось с убийством, а это приводило к нежелательным последствиям. Так что во имя сохранения повседневной жизни даже имени его не позволено было существовать.
Конечно же, я буду помнить Миядзаву-куна. Не смогу забыть. И все же его имя никогда не будет упомянуто в разговорах учеников нашего класса.
Миядзава-кун не вернется больше в нашу повседневную жизнь.