Пустырь Евразия
Шрифт:
— Сейчас посмотрим, что внутри… — опомнившись, просипел опер.
Он щелкнул замочком и вывалил на стеклянную поверхность столика десять пачек стодолларовых купюр.
— Вот и все,— сказал он, вытирая пот со лба и покрасневшей шишки квадратной ладонью.— Конечно, мы проверим их подлинность…
— Излишне,— подал голос Отец Никон, профессионально вскидывая пачку в пальцах.— Я сам их упаковывал. Я помню маркировку пачек. Это они.
Он встал, хрустнул пальцами, долгим-долгим взглядом темных глаз в траурной каемке посмотрел на Веронику. Ничего
— Нет-нет-нет!.. — быстро сказала Вероника тонким голосом.— Никон!.. Авенир!.. Вы сошли с ума! Это же не я! Невозможно! Это все Белла подстроила, я знаю!
Мужчины отводили взгляды от ее прекрасного, смертельно испуганного лица. Толстая девочка с чертами Юрия Карповича тихонько вошла в комнату из кухни, увидела глаза матери и заревела в голос, басом.
Грешников кашлянул в кулак. Запал его прошел.
— Так… Я тут досмотрю сейчас быстренько — и поедем, пожалуй… Николай Николаевич… Николай Николаевич! — окликнул он Отца Никона и незаметно кивнул на ребенка.— Действуем, как договорились.
— Да-да, конечно! — тоном человека, привыкшего быть на подхвате, сказал Отец Никон.— Леночка, девочка, не плачь! Сейчас мы с тобой поедем к бабушке Белле… Там тебе будет хорошо…
— Не да-ам! — взвилась Вероника.— Не дам ребенка! Ах ты!..
Ее алые ногти рассекли воздух — и Отцу Никону не поздоровилось бы, если б Грешников не перехватил ее руки и не сдержал, осторожно, но сильно.
— Не травмируйте ребенка,— быстро проговорил Авенир, встав перед ней.— Вероника, слушайте меня! Слушайте меня, черт возьми! — крикнул он задыхавшейся в ярости красавице.— Послушайте! Мы не отдадим ребенка Белле! Правда, Николай Николаевич? Девочка пусть пока побудет с нянькой. Вероника, не бойтесь. Вы едете ненадолго. Я знаю, как вас вытащить! Я, Авенир Можаев, обещаю вам, что не пройдет и трех дней, как я все выясню и вы опять будете свободны! Слышите?!
— Только не Белле! — зашептала в отчаянии маленькая красавица, мелко тряся головой в знак согласия.— Все, все возьмите — только не Белле! Если надо — я сознаюсь, только не Белле!
Глаза ее расширились, ноздри раздувались, дыхание стало хриплым.
— Да ты, милая, кокаинчиком не балуешься ли? — нежно спросил ее Монумент и бережно, как собственность, повел к выходу, не выпуская из лап.
— Молодец, хорошо блефовал! — похвалил Авенира Монумент, когда оформил задержание и сдал белую как мел Веронику некрасивой женщине в милицейской форме.— Хуже нет, чем бабские истерики. А так доставили как миленькую, даже тушь не потекла!
— Я не блефовал,— рассеянно ответил Авенир.— Я думаю, ты ее сегодня выпустишь.
— Думай, думай! — развеселился Монумент, помахивая пакетом с барсеткой.
— Где сейчас Чен?
— Дает показания моему стажеру, а что?
— Часто люди отвечают на вопросы не потому, что знают ответы, а лишь потому, что их спрашивают! Я хочу тебе кое-что показать…
Подобно сомнамбуле,
— В какой из папок были деньги, Чен? — устало и печально спросил Авенир, глядя в блеклые глаза вьета.
«Они с Айни очень похожи,— в который раз подумал он.— Глаза темные, без блеска».
Вьет будто не слышал вопроса, глядел перед собой. Лишь губы сжал.
— В какой из этих папок лежали деньги?! — крикнул в ухо Чену молодой стажер Монумента, одетый в форму курсанта милиции.
Вьет чуть поморщился, быстро ткнул пальцем в новый портфель начальника отдела, позаимствованный для проведения следственного эксперимента, и тотчас отдернул руку.
— Выйди на минуточку,— помрачнев, сказал Авениру Грешников.— Умеешь ты испортить настроение!
Переполняемый догадками и предчувствиями Авенир вышел в коридор и увидел присевшего на край деревянного откидного кресла старого вьета. Лысеющая на макушке голова старика мелко тряслась, но лицо оставалось спокойным и приветливым. Он слегка поклонился Авениру, но вставать не стал.
Вскоре в коридоре появился успокоенный Грешников.
— Все в порядке! Вьет только подрывал бомбу, а брал деньги Трофим! Поэтому он не помнит, в чем они лежали!
— Неужели ты сам в это веришь?
— А что? Очень правдоподобно! Спасибо, что подсказал, а то на суде всплыло бы — нехорошо!..
— Что здесь делает старик?
— Старик? — Грешников оглянулся.— A-а… Наверное, пришел просить свидания с сыном.
— Чен — его сын?!
— Ну да, а что? Опять прозрение? Это правда, я документы видел…
Не слушая больше Грешникова, Авенир, задыхаясь от волнения, вернулся к старику, привставшему все же ему навстречу.
— Айни — ваша дочь? — яростным шепотом спросил он старого вьета.— Чен — ваш сын, значит, Айни — ваша дочь?! Ведь они брат и сестра!
— Дочь, да,— закивал старик.— Хорошая дочь.
— И вы прислали свою дочь ко мне, как… Как…— Можаев не находил слов.— Что вы за люди?! Что за народ?!
— Мы несчастный народ, Авенир Аркадьевич,— с достоинством проговорил старик.— Я послал ее к вам, чтобы она осталась… Мне не следовало этого делать… Но я всего лишь отец… Я хотел ее спасти.
— Вы лжете! — воскликнул Авенир.— Я видел, как вы вынуждали ее написать это гнусное заявление!
Старик улыбнулся детской наивной улыбкой:
— Я знаю… Айни рассказала мне… Вы не поняли, Авенир Аркадьевич. Я убеждал ее бежать к вам… Мне стыдно в этом признаться, но это так. К сожалению, наши дети, как и ваши, не всегда делают то, что велят родители…
Пораженный Авенир побрел прочь.
— Что с тобой? — удивленно спросил Монумент и поморщился.— Да, совсем забыл про это заявление… Сейчас, расквитаюсь быстренько с делами и придумаем, как тебе помочь.
— Не надо,— покачал головой Авенир.— Сегодня хозяин вьетов сам все исправит.