Путь Арсения
Шрифт:
— Ну, в чем дело, товарищи? — спросил он, обращаясь к собравшимся.
| |
| М. В. Фрунзе на смотре войск. 1919 г. |
ки
Никто не ответил. Где-то, в дальнем углу, послышался шепот: Наконец, кто-то поднялся и в резком, повышенном тоне заговорил:
— Мы вот здесь воюем, а тут приезжают к нам, заслуженным
В полутьме не было видно лица говорившего. Когда он сел, выступил другой, затем третий. Атмосфера накалялась, забушевала партизанская вольница. Кто-то крикнул:
— Мало мы вас учили... Забыли Липдова? Долой царских генералов!
Михаил Васильевич спокойно выслушал все угрозы по своему адресу. Когда наиболее отчаянные, горячась, потрясали в воздухе нагайками, он только усмехался. Дав всем высказаться, он встал и, отчеканивая каждое слово, громко произнес:
— Прежде всего заявляю вам, что я здесь не командующий армией. Командующий армией на таком собрании присутствовать не может и не должен. Я здесь — член Коммунистической партии. И вот от имени той партии, которая послала меня работать в армию, я подтверждаю вновь все свои замечания по поводу отмеченных мною недостатков в частях, командирами и комиссарами которых вы являетесь и ответственность за которые, следовательно, вы несете перед Республикой.
После небольшой паузы Михаил Васильевич, обведя взглядом собравшихся и чуть приподняв брови, продолжал:
— Ваши угрозы не испугали меня. Я — большевик. Царский суд дважды посылал меня на смерть, но не сумел заставить отказаться от моих убеждений. Здесь говорили, что я генерал. Да, генерал, но от царской каторги, от революции. Я безоружен и нахожусь здесь только со своим адъютантом. Я — в ваших руках. Вы можете сделать со мной все, что хотите. Но я твердо заявляю вам по поводу сегодняшнего вызова меня сюда как командующего, что в случае повторения подобных явлений буду карать самым беспощадным образом, вплоть до расстрела. Нарушая дисциплину, вы разрушаете армию. Советская власть этого не допустит.
Михаил Васильевич замолчал. Ошарашенные высказанной прямо в глаза правдой, молчали командиры.
— Имеете еще что-нибудь сказать мне? — спросил Фрунзе.
В комнате — тихо...
Михаил Васильевич поднялся.
— До свидания, товарищи! — сказал он и пошел к выходу.
Командиры встали и вытянулись во фронт. Некоторые побежали к дверям, услужливо распахнули их.
Когда Фрунзе и адъютант садились на коней, командиры выбежали во двор — проводить командующего.
На другой день, вечером, Фрунзе выехал на фронт. Предстояло наступление в районе деревни Шапово.- Бой уже начался, когда Михаил Васильевич приказал подать лошадей и сказал, что поедет к передовым наступающим частям. Командир бригады и штабные работники долго убеждали его отложить эту поездку. «Командарм не имеет права рисковать собой», — говорили они.
— Там, где красноармейцы, должен быть и я,—заявил Михаил Васильевич. — На фронте бывают такие моменты, когда нужно, даже очень нужно, чтобы бойцы видели командующего, знали, что командарм не в тылу, а рядом с ними, под огнем. Вы говорите, бой незначительный, но на фронте незначительных боев не бывает. Сейчас каждая деревня, ставшая советской, — удар по контрреволюции.
Меньше всего Фрунзе думал об опасности. Нужно было создать перелом, поднять дух бойцов, воодушевить их личным примером. И действительно, появление Фрунзе среди наступающих
— Сам командарм с нами! Фрунзе под огнем! Вот это генерал!
— Да никакой он не генерал, — тут же отвечали другие. — Царь хотел казнить его два раза, да не вышло. Командарм сам солдатом был на западном царском фронте. Дело знает.
До этого дня бойцы в глаза не видели своих командармов. Многие находились еще под впечатлением расправы с Линдовым и считали, что после этого к ним вообще никто не покажется из руководителей армии.
Виновники гибели Линдова были еще на свободе и скрывались в частях. Это они своей преступной агитацией разжигали ненависть к командующему, к коммунистам. И вдруг командарм сам, без приглашения, прибыл на фронт, заговорил с командирами таким языком, что провокаторы сразу же попрятались.
Тяжелую картину пришлось наблюдать Михаилу Васильевичу на фронте. Иной раз было такое: четыре бойца несут одного «раненого» и гогочут, слушая анекдоты, которые рассказывает лежащий на носилках верзила, изображающий раненого. Многие бойцы уходили в тыл просто «сами по себе». Остановив одного такого бойца, Фрунзе спросил, куда он идет.
— А чего тут делать? — хмуро проговорил тот. — Их, беляков, сто тысяч, а нас...
— Сам-то ты видел беляков, считал, сколько их?
—• Я-то не видал, да тут один сказывал, что их видимо-невидимо.
Михаилу Васильевичу пришлось крепко взяться за воспитание командиров. И обстановка на фронте быстро изменилась к лучшему: укрепилась дисциплина в войсках, изживалась партизанщина, резко повысилась боеспособность частей.
Комбриг Плясунков, тот самый, что присылал Фрунзе ультимативный вызов, опять направил к Михаилу Васильевичу своего ординарца. На этот раз его записка содержала следующее:
«Дорогой тов. Фрунзе! Так как красному командиру иметь при себе жену нецелесообразно, прошу вас взять ее с собой и доставить...»
В записке указывался адрес, куда Плясунков просил, доставить жену.
Эта записка очень понравилась Михаилу Васильевичу. Он весело смеялся и обещал, что выполнит просьбу. Сам комбриг Плясунков в скором времени покрыл себя боевой революционной славой. Крестьянин по происхождению, один из питомцев Чапаева, он, командуя бригадой, разбил немало колчаковских частей, возглавляемых белыми генералами.
Приказами по армии и фронту Плясунков не раз представлялся к боевым наградам, в том числе к ордену Красного Знамени. Замечательная школа выдержки и мужества, которую прошел он, воспитала в нем прекрасного человека. Много лет спустя, участвуя в подавлении антоновского мятежа на Тамбовщине, Плясунков, окруженный со всех сторон антоновцами, не пожелал сдаваться им в плен. На глазах у своих смертельных врагов он застрелился последней оставшейся у него пулей...
Бойцы и командиры признали Фрунзе своим командармом. Но этого еще было мало. Перед армией стоял могучий и грозный враг—колчаковские полчища. 4-я армия была разута и раздета. Не было боеприпасов, не хватало орудий и пулеметов. Все это надо было раздобыть. Фрунзе вернулся в Самару, в штаб армии. Вскоре из Самары на фронт пошли новые формирования. Прибыл также знаменитый Иваново-Вознесенский полк ткачей, созданный Михаилом Васильевичем незадолго до назначения его командармом.
Большую помощь оказывал Фрунзе В. В. Куйбышев, руководитель самарских большевиков. Здесь, в Самаре, началась замечательная дружба Куйбышева и Фрунзе, дружба, пронесенная ими через фронты гражданской войны.