Путь Базилио
Шрифт:
— За шею меня возьмите, — распорядился Базилио. Лиса послушно закинула тонкую руку ему на плечи и попыталась устроиться поудобнее.
— Где ближайшая дорога, вы тоже не знаете? — не удержался кот, вызывая навигатор.
— И-извините… — лиса прижалась к нему, будто испугавшись, что он её сейчас бросит.
— Да хватит уже извинений! — кот не отказал себе в удовольствии немножко позлиться. — Да, кстати. Надо бы познакомиться. Я — Базилио. Можно Баз.
— Алиса, — сказала лиса. — Алиса Зюсс.
Базилио чуть не выронил свою ношу.
— Господи Исусе! — вырвалось у него помимо воли. — Так это вы и есть наш контакт в Институте?
Глава 62, большую часть которой занимает дружеский обмен мнениями, а меньшую — одинокие рефлексии
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
[Частная переписка, передано с бэтменом]
Огюст Эмильевич Викторианский —
Дорогой Лё,
позволь мне именовать тебя par lettre так же, как я это позволяю себе на наших рандеву. Для меня эта небольшая привилегия — знак доверия, а это письмо в высшей степени доверительное. Ибо я намереваюсь — о, как я желал бы написать «вынужден», но остатки хорошего вкуса не дозволяют мне прибегнуть к столь жалкому оправданию — поделиться с тобой тем, чем делюсь неохотно и редко даже с тобой. А именно — сомнениями.
Вчера ты просил меня составить характеристику на нашу новую сотрудницу, крысу Шушару, занимающую место младшего экзекутора. Хорошо подумав, я осознал, что не могу этого сделать. Ибо характеристика должна быть справедливой или несправедливой, но однозначной, дабы служить основанием для принятия управленческих решений. Увы, именно этой однозначности оценок я и не могу тебе предложить.
Начну с начала: не мною сказано, что всякий торопливый терпит лишение [111] . Такового добра у меня и без того довольно; не будем умножать скорбь.
Если помнишь, вначале я был настроен по поводу этого назначения скептически. Однако в ходе собеседовании госпожа Шушара произвела на меня впечатление настолько благоприятное, насколько это вообще возможно для существа её пола и основы в отношении такого субъекта, как я. Иными словами, я отозвал свои возражения.
И значешь что? У меня пока не было случая об этом пожалеть. Напротив, за недолгое, время нашего сотрудничества Шушара проявила себя столь полезной, сколь мне и не мечталось.
Тебе ли не знать, Лё, что талант — а я дерзновенно, но небезосновательно мню себя отмеченным неким талантом, пусть невеликим, но подлинным — зачастую бывает эгоцентричным. Отдавая сок души своему призванию, он редко находит в своём сердце силы для самой простой признательности ближним. Есть, однако же, случай, когда и закоснелое сердце отзывается искреннейшей благодарностью. Я разумею ситуацию, когда некий благодетель снимает с нашей души груз неприятных, обременяющих обязанностей, отравляющих наслаждение чистым творчеством.
Так вот, именно такие чувства я испытываю к госпоже Шушаре.
Ты хочешь знать причину, Лё? О, я испытваю его всего лишь — но как мне дорого это «всего лишь»! — потому, что она освободила меня от докучной работы с наказанными девочками, которую я исполнял — признаюсь, наконец, в этом — без должного старания, как бы отбывая повинность. Безупречная работа госпожи Шушары дала мне силы и время сосредоточиться на моём истинном предназначении — на наказании мальчиков.
Более того! Именно наблюдения за стилем и манерой работы госпожи Шушары навели меня на новые и глубокие — не побоюсь этого слова — мысли, которые я изложил в обширном эссе «Розга, Хлыст, Ремень: вечное золотое переплетение». Я написал этот текст — который, надеюсь, займёт достойное место среди прочих моих трудов, посвящённых данной теме — всего за сутки, в приступе духовной инспирации того самого свойства, о котором хорошо сказала Цветаева: «дуновение вдохновения». Именно вдохновение — «лёгкий огнь, над рогами пляшущий» — двигало моим пером, когда я писал строки о чисто внешнем, душевном страхе самки перед болью, и глубоко интимном, духовном ужасе самца перед тем унижением, которое несёт страдание. Ибо самка, по природе своей низкая, унижена быть уже не может, а подлинно унижен и сломлен может быть лишь самец, особенно молодой самец, то есть мальчик. Именно унижение истязуемого мальчика вдохновляет подлинного педагога, который принимает судороги распластанной, раздавленной души ребёнка и как вернейшее орудие воспитания, и как сладостную награду за свои труды… Но прости меня, Лё, я вновь увлёкся любимой темой. У нас ещё будет время и повод поговорить об этих интереснейших вещах — но сейчас моим пером водит долг и ничего кроме долга.
Итак, никаких внятных претензий к госпоже Шушаре у меня нет. Напротив, я искренне восхищаюсь ею как ценнейшим сотрудником, и благословляю тебя за такое приобретение.
И всё же, Лё! Меня терзают смутные сомнения! Не подкреплённые ничем, кроме моего многолетнего педагогического опыта.
Через мои руки прошло столько разнообразных существ, что я volens nolens научился различать по их виду и поведению некие важные для педагога признаки. Это касается, в числе прочего, признаков вины, сокрытия тайны и вынашивания дурных замыслов. Я не могу ясно и отчётливо объяснить, в чём именно заключаются они — а если бы смог, то вошёл бы в историю педагогики в совершенно ином качестве, нежели то, на которое я ныне смею претендовать. Увы, речь идёт о тонких, еле заметных моментах, постигаемых лишь интуитивно. И всё же я отчасти владею этим немым языком. Я зачастую различаю в смиренном льстеце признаки скрываемой вины, на лице покорного и прилежного ученике затаённую злобу, во взгляде тихони — след задуманной им дерзкой шалости. В подобных случаях я провожу своё собственное дознание и редко оказываюсь неправ.
Так вот, дорогой Лё, нечто подобное я подмечаю и за нашей новой сотрудницей. И меня это беспокоит — чем дальше, тем больше.
В чём конкретно я обвиняю Шушару? Увы: не знаю! У меня нет ни улик, ни доказательств, ни даже гипотез. Я не имею ни малейшего представления, в чём состоит её вина, прошлая или будущая. И всё же у меня сложилось стойкое впечатление, что она нечто скрывает, ожидает чего-то, а также таит в себе намерения, о которых мы и не подозреваем. У неё это на морде написано.
Кто порекомендовал тебе эту сотрудницу, Лё? Чем обосновал свою просьбу? Что вообще известно о её прошлом?
Умоляю, Лё, отнесись к моим словам серьёзно. Мы обитаем в храмине
Искренне твой Огюст.
[Частная переписка, передано с бэтменом]
Л.Ст. Тененбойм — Огюсту Викторианскому
Дорогой Оги!
Я получил твоё письмо насчёт Шушары. Мне приятно, что ты беспокоишься о репутации школы. Но беспокоишься ты зря.
Хотел бы на этом и закончить, но тебя это вряд ли устроит. Поэтому введу тебя в курс дела, при условии, что это останется сугубо между нами.
Девушку порекомендовал мне один старый знакомый. Он существо старое и непростое. Так что я предложение принял, но всё-таки поставил вопрос — что ему действительно нужно. Оказалось, мелочь: шкура какой-то заготовки, которая то ли обучается у нас, то ли собирается обучаться. Зачем — не знаю. Старик со своими причудами. Для нас важно, что штраф он заплатит сам и к тому же сделает пожертвование школе.
В последнее время смертность среди учеников сильно снизилась, вреда для нашей репутации не будет в любом случае.
Хотел бы написать, что заготовка — самочка, но увы, мальчишка. Но не жалей. Ты любишь работать с мясом, а это доширак. Какой-то бамбук. Не твой, короче, клиент.
Спокойно работай и не бери в голову. Л.
111
...всякий торопливый терпит лишение– Притч. 21, 5.
112
Мы обитаем в храмине из брения, которой основание прах... истребятся скорее моли– немного изменённые слова Елифаза Феманитянина, обращённые к Иову (Иов 4, 19). Брение - цкслв. «сырая глина, земля, грязь». От того же корня происходит слово «бренность», читателю более известное.
Тут не то чтобы збс, но меня всё устраивает. Во-первых, кормят. Во-вторых, работа понятная.
Я бы, чесгря, тут осталась. Если бы не скобейдый сверчок, у которого на меня компромат. Причём он-то в случае чего отпиздится. Я не я, лошадь не моя, обманули, завлекли, тары-бары на четыре пары. Или просто спрячется. Лет на сто. А что, может. Для него это не срок. Съездит куда-нибудь. Он, помнится, Северной Африкой интересовался. Хотя там теслы нет совсем. Плюс море. От моря лучше подальше. Но это кому как. Кто правильные слова знает, тому и рыбоны служат. Или просто — посидит у себя в норе, старые книжки почитает. У него их много, лет на двести хватит.
Хотя нет. Не будет он прятаться. Есть у него связи на самом верху. И не только связи, но и посерьёзнее. Он про это помалкивает, но я-то не дура. Кое-что слышала, кое-что видела. Уверена: случись что, он первым делом потребует личного свидания с губернатором. Пошепчутся на этом своём языке, и выяснится, что Григор Замза — почтеннейший пенсионер, мухи не обидит, как можно его в чём-то таком подозревать. А кто обидел его самого — тот трёх дней не проживёт. И ведь не проживёт. Так что лучше не рыпаться.
А Замза-то раздухарился. Вчера мне бэтмена прислал, с каким-то особенным антишоковым в ампулах. И инструкцией, как я этого Буратину должна исполнить. Инструкция проработанная, грамотная. Тянет на качественную маналулу. Даже особенности расположения нервных узлов, и то учёл.
Я, конечно, этим заниматься не буду. Тут условий нет для такой работы. Тот же Вежливый Лось не даст — будет тусить вокруг, интересоваться. Вот кого бы сделать, так это лося. Такие очень боятся боли. И особенно увечий. Я бы его одними зубами уработала. Он бы у меня ещё до смерти двадцать раз умер.
Думала вот: почему сверчок так вцепился в дурацкого бамбука? Теперь только дошло. Скучно ему. Последние личные враги передохли полвека назад. А может, век. А то и раньше. На таких сроках даже листик салата, наверное, захочет кого-нибудь убить. Тут подвернулась эта деревяшка. Которую он мог бы её уконтропупить чисто административными методами. Но ему так неинтересно, он играет в страшную мстю.
Жаль, конечно. Меня деревяшка не возбуждает. То есть, когда он тут появится, я его уработаю. На первом же серьёзном наказании. Убивать я, конечно, люблю. Но это бревно убивать — возни много, радости чуть.
Вот если бы сверчок отдал мне лису. Это совсем другой материальчик. Она умная девочка. С душой. И боль понимает.
Я бы с ней поиграла.
Глава 63, в которой часто звучит слово из трёх букв, каковое многие выговаривают с трудом, особенно в серьёзном разговоре
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Традиционным способом установления первичного контакта между сторонами, находящимися в конфликте или не имеющими оснований для взаимного доверия, является использование посредника. Его основной задачей является донесение до сторон минимума информации, необходимой для начала переговорного процесса.
– ..?……!..?! — сказал Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц и показал всем присутствующим старую, изморщенную жизнью жопу. Была она цвета перезрелого баклажана.
Разумеется, губернатор Директории намеревался высказаться более внятно. Однако именно в этот злосчастный момент бегемот неудачно вдохнул. Вода попала в дыхательное горло. Эта мелкая неприятность не остановила поток начальского красноречия, но сильно повредило его смысловому наполнению: ни единого слова разобрать было невозможно. Зато интонация не пострадала совсем: хрип и бульканье передали её вполне убедительно. Даже мающийся от безделья прислужник, туповатый питбуль, и тот понял, что шеф сначала задаёт саркастический вопрос, потом сам же и отвечает на него, и, наконец, вопрошает — доколе?!