Путь Базилио
Шрифт:
— Машенька, — сказал раввин, — ты хорошо подумала? Не то чтобы это было сложно… но я не люблю разбрасываться собой. А своим генетическим материалом — тем более. Поэтому мне хотелось бы быть уверенным, что тебе это точно надо. Ферштейн?
— Я же всё объяснила, — перебил женский голос, высокий и сердитый.
— Но ты не боишься, что может пострадать твоё оборудование? — продолжал Карабас. — Всё-таки это достаточно глубокое вмешательство. А в тебе много ценного железа.
— Если нечто противно… — начала женщина.
Что именно противно и кому, так и осталось неизвестным: создание Пьеро
— Ты снова здесь, паскудный недопёсок?! — снова раздался тот самый голос, идущий отовсюду, и был тот голос гневен. — Я тебя, гондон штопаный, предупреждал — не лезь ко мне в книжку?
Существо сжалось и заскулило.
— Хорошо, но это последний раз… — начал было голос, однако в этот миг Пьеро посетило внезапное и острое прозрение. Он вдруг постиг, что существо-то и вправду гондонисто — поэт хоть и не ведал, что есть гондон, но ощутил тождество сущностей — и верить его скулежу нет оснований.
— Да врёт он всё! — заорал Пьеро. — И спит он в тумбочке! — добавил он для убедительности.
— Ах даже так? Ату его! — прогрохотало свыше, и тут же к сжавшемуся и скулящему рванулись со всех сторон семнадцать ужасающих теней — поэт их не считал, но каким-то восьмым, а то и девятым, чувством ощутил, что их именно семнадцать, и что кому-то вотпрямща пришёл последний, окончательный, бесповоротный 3,14159265Здец.
— А теперь бонус! — загрохотал неслышый небесный голос.
Небо — а может, землю — разорвала длинная хвостатая молния, и в её свете Пьеро увидел то, о чём некогда читал у Лотреамона, о чём грезил в дирижабле во время катастрофы, и чего не имел даже теоретической возможности узреть: витрину магазина на улице Вивиен.
Ну разумеется, он не понял, что это была именно улица Вивиен и конкретно витрина. Взгляд его внезапно упёрся в ровную поверхность стекла, а за ним в глубине — бутылки, корзинки, бархатные коробки, какие-то маленькие блестящие предметы. Ярче всех сиял огромный никелированный штопор. Испорченному существу наверняка захотелось бы вкрутить этот штопор в чью-нибудь жопу. Но испорченных существ поблизости не было. Не было вообще никого — кроме сидящего на стульчике человека. Он раскуривал сигару, не обращая ни на что вокруг особенного внимания.
Да, решил Пьеро, то был именно человек — ну или, по крайней мере, существо редкостной, выдающейся хомосапости. Правда, основания для такого вывода были неясны ему самому: конкретные черты существа уловить не удавалось, взгляд как бы скатывался с его лица и фигуры. Единственное, что останавливало внимание — дымчато-серая шляпа-стетсон.
Существо устроилось поудобнее и поэта заметило.
— Ты кто? — спросило оно.
— Пьеро, — честно ответил Пьеро.
— Что ты делаешь в моём сне? — строго спросило существо.
— Да как-то так. Тусуюсь, — сформулировал поэт.
— Ты похож на мудака, — рассудил обладатель серой шляпы. — К тому же обдолбанного.
Пьеро не обиделся: у него не было настроения обижаться.
— Я немножко выпил, — признался он, — и закинулся.
— А потом? — человек вроде бы заинтересовался темой.
— Ещё выпил, — признался поэт. — И ещё закинулся.
— А потом повторил и усугубил… повторил и усугубил, — задумчиво
Слово «определёнен» Пьеро слегка сбило с толку, как и слово «статус».
— Статус определёнен чего? — решился он уточнить.
— Модуса бытийствования, — не очень понятно сказал человек. — Ты каким-то образом напрягаешь тентуру. Она от этого глючит. Сейчас она глюкнула особенно изысканно. Ладно, проехали, всё равно не поймёшь. Давай о чём-нибудь поактуальнее. Например, такой вопрос: на чьи пьём? И закидываемся?
— А что? — не понял маленький шахид.
— Да как тебе сказать… — человек, наконец, справился с сигарой и жадно втянул дым. — Видишь ли, финансовые вопросы — самые интересные вопросы в мире. И самые содержательные. Скажи мне, кто тебя содержит и почему — и я скажу, кто ты.
— На карабасовы, — признал Пьеро. — Я в его группе. А Карабасу платит Тораборский Король. Король хороший, — добавил он искренне.
— Хороший король? — заинтересовался человек. — И почему ты так считаешь?
Пьеро задумался. Ему-то всё было понятно, но вот со словами случился небольшой затык.
— Просто так не убивает, — наконец, сказал он. — Сначала немножко думает.
— Гм. И в самом деле хороший король, — похоже, обладатель серой шляпы воспринял сказанное совершенно серьёзно. — Видимо, долго правит. Кстати, сколько?
— После Хомокоста — лет триста, — принялся считать Пьеро, — а до Хомокоста не знаю.
— Гм-гм-гм, — человек выдохнул немного дыма. — Хомокост, говоришь? Судя по этимологии слова, людишек всё-таки уработают. И чем же? Надеюсь, не ядрён-батоном?
— Вирусом, — сказал Пьеро.
— А, вот оно что. Ну, тогда у меня есть шансы. Тораборский Король, говоришь? Надо запомнить на будущее. Надо бы тебя отблагодарить за ценную информацию. А, кстати — хочешь вина? Тут завалялось пара интересных бутылочек.
— На чьи пьём? — сдерзил Пьеро.
Человек грустно усмехнулся. Пьеро на мгновенье почудилось, что он видит тяжёлые очки и губы, складывающиеся в усталую, циническую гримаску — но взгляд опят соскользнул.
— Я могу брать всё, что захочу, — сказал он. — Хотя вот это конкретное заведение я недавно купил. Анонимно, разумеется. Эти современные финансовые инструменты чудо как хороши. Если не лезть в английские наркосети и всё такое прочее, можно позволять себе многое… Короче: я краду у себя. Это придаёт моим действиям некий налёт респектабельности, ты не находишь? Нет? Честно говоря, я тоже. Ну да и Бог с ним. Жди здесь. И не очичибабься [11] раньше времени.
11
И не очичибабься...– Трудно сказать, что имел в виду таинственный собеседник Пьеро; может, и ничего. Однако некоторые проницательные читатели усмотрели в этом слове намёк на творческую судьбу советского поэта Бориса Чичибабина, отмеченную многочисленными печатями разочарований, кризисов, уходов и обид.
Автор не придерживается по этому вопросу никакого определённого мнения.