Путь дельфина. Как вырастить счастливых и успешных детей, не превращаясь в мать-«тигрицу»
Шрифт:
Теперь, когда мы знаем, что делать, чтобы выжить, остается понять, как нам преуспеть в этом
Глубокое дыхание, осознанная внимательность, употребление достаточного количества воды, здоровое питание, спокойный сон – все это является основой нашей жизнедеятельности. Выполняя эти действия сбалансированно и правильно, мы можем выжить. Однако только ли к выживанию мы стремимся? Дает ли это нам что-то еще? Безусловно, да. Мы испытываем удовольствие от жизни, расцветаем. Все это доступно не только нашим детям, но и нам. И все, что для этого нужно, просто прислушаться к тому, что говорит нам мать-природа. Но теперь настало время узнать и о других преимуществах выбранного нами пути. Приготовьтесь открыть в себе «дельфина»!
Глава 6
Игра –
В 1920 году британский антрополог Грегори Бейтсон отправился в Папуа – Новую Гвинею изучать живущее там племя байнингов. Прожив с племенем 14 месяцев, он «заскучал» и потерял интерес к своему проекту. Культура байнингов показалась Бейтсону очень приземленной, скудной, она не изобиловала ритуалами инициации, мифами, сказками, легендами, праздниками или религиозными традициями. Все действия байнингов были строго регламентированы, например, все танцы племени строились по четким правилам, которые должны были неукоснительно соблюдаться. Бейтсон уехал из Папуа – Новой Гвинеи разочарованным. Он сделал вывод, что племя байнингов «неизучаемо», поскольку ничего интересного об их жизни сказать невозможно. Также он заметил, что «все их действия ограничены бытом, ежедневной рутинной работой и… поэтому они живут скучной и бесцветной жизнью».
Бейтсон был не единственным антропологом, который пришел к такому заключению. Прошло 40 лет, и Джереми Пул, выпускник факультета антропологии, после года жизни с байнингами, сказал о них то же самое, что и Бейтсон, слово в слово. Невероятно, но именно эта экспедиция вдохновила Пула бросить докторскую диссертацию по антропологии и заняться компьютерными технологиями!
И Бейтсон, и Пул – люди, искренне интересовавшиеся другими культурами, – настолько разочаровались в ходе своих экспедиций, что бросили изучать племя байнингов, придя к выводу, что они исключительно скучны и потому не представляют никакого интереса для других людей и для науки. Тем не менее еще один антрополог, Джейн Фаянс, сумела «услышать» то, о чем байнинги могли бы поведать остальным, а именно: как сильно отсутствие игры влияет на культуру человека. Фаянс обнаружила, что байнинги ассоциируют игру и «детское» поведение с поведением животных. Они верят, что человек ни в коем случае не должен и не обязан проигрывать и демонстрировать любое поведение, которое воспроизводит игру и ассоциируется с игрой, и, следовательно, они делают все, что только могут, чтобы подавить такие действия и в детях, и во взрослых. Их «скудная культура» и «скучная бесцветная жизнь» оказались результатом недостатка игры.
Я могу понять антропологов, испытавших разочарование после общения с теми, кого они приняли за приземленных и скучных людей. Это примерно то же самое, что я испытываю с детьми из «ультратигриных» семей. Я всегда гордилась тем, что способна говорить «с кем угодно о чем угодно», но даже мне неимоверно сложно взаимодействовать с «ультратигрятами» из-за слабого отклика в процессе общения с их стороны. Стюарт Браун, основатель Национального института игры, рассказывал, что он сталкивался с подобным у студентов-второкурсников Стэнфордского университета. На протяжении 12 лет осенью он проводит семинары по игре для второго курса Стэнфорда. Вот что говорит Стюарт об этих студентах и игре:
«Об этих молодых людях можно сказать, что все они талантливые и умные ребята, но так как в последние годы требования к абитуриентам и студентам повысились, у них исчезла способность к самовыражению. Мне кажется, что с каждым годом молодые люди все меньше способны на спонтанное проявление радости. Они настроены на то, чтобы произвести хорошее впечатление на преподавателей. Похоже, что все они, за редким исключением, страдают от хронической игровой депривации, поскольку чрезвычайно загружены и находятся под постоянным давлением (несмотря на то, что они еще дети), и даже не представляют, сколько они теряют в погоне за высокими оценками и успехом».
У людей в любом возрасте игра напрямую связана с развитием префронтальной коры головного мозга – отдела, отвечающего за различение значимой и незначимой информации, за устремленность к цели, за абстрактные понятия, за принятие решений, за отслеживание
У всех детенышей животных и у наших детей тоже количество времени, проводимого за игрой, тесно связано с развитием и качеством роста мозжечка, в котором содержится больше нейронов, чем в остальных отделах головного мозга. Мозжечок не только отвечает за контроль над моторикой и координацию, но и за внимание и лингвистические процессы. Активная игра стимулирует выработку нейротрофического фактора мозга, который, в свою очередь, стимулирует рост нейронов. Также игра помогает строительству новых нейронных связей. Наше желание играть настолько важно для выживания, что потребность в игре является такой же базовой, как и потребность в еде или сне.
Игра – основной фактор развития четырех навыков CQ: креативности, критического мышления, коммуникабельности и навыков сотрудничества, – которые необходимы нам для того, чтобы быть успешными в XXI веке.
Однако не все игры одинаковы. Мой сын тренируется в футбольной команде и играет каждую неделю почти круглый год. Он носит форму, наколенники, бутсы и бегает по идеально симметричному полю с четкими границами. В этой игре существуют определенные правила, и тренер (а также судья во время матча) четко следует этим правилам и следит за их выполнением. Если на поле происходит конфликт, то все обращаются к тренеру для того, чтобы тот его разрешил, что и происходит, быстро и беспроблемно. Быть частью футбольной команды – это хорошая возможность для моего сына развить качества, необходимые для игры в футбол. Но из-за того, что сама игра по своей природе излишне формализована, она не годится для того, чтобы развивать навыки CQ.
Подумайте о том, как сильно структурированная спортивная игра отличается от переживания опыта. Однажды мой сын и четверо соседских ребятишек играли в уличный хоккей. Какое-то время спустя они подустали. Кто-то захотел пойти домой, остальные хотели поиграть в футбол. Они долго решали, что же делать, и в конце концов победил футбол. Конечно, у них не было поля, поэтому они решили устроить игру его на заднем дворе, огородив нужное пространство клюшками. Старый велосипед и садовое кресло стали одними воротами, а два дерева – другими. Сразу же возникли проблемы: мальчики были разного возраста и разной степени подготовленности, площадка на заднем дворе имела наклон, и играть в таких условиях «честно» было затруднительно. Поэтому им пришлось подкорректировать правила. Так как наклон давал преимущества команде, которая находилась выше, то другая команда получила дополнительного игрока. Ребята обсудили правила и сразу же применили их в игре. И вот в какой-то момент я услышала, как они наконец перестали спорить и начали просто играть. Они знали, что у них ничего не выйдет, если они будут ссориться, поэтому им пришлось договориться друг с другом и решить все возникшие проблемы. Они даже убрали за собой после игры. Я не знаю, пошло ли это на пользу их навыкам игры в футбол, но точно знаю, что они использовали на полную катушку такие навыки, как креативность, критическое мышление, коммуникабельность и сотрудничество.
Некоторые самые древние формы игры дарят нам самый полезный опыт. Например, играя в прятки, дети радуются тому, что они могут быть самостоятельными и исследовать, тому, что их ищут и находят. Когда дети прячутся, они испытывают возбуждение и радость от своей автономности, но через какое-то время эти чувства исчезают и им на смену приходит желание быть рядом с другими детьми. Оно нарастает по ходу ожидания и выплескивается наружу, когда их находят. В этот момент они утверждаются в своем желании быть нужными и любимыми. Это учит их тому, как важны взаимоотношения и связи с другими людьми, и тому, что, даже когда мы существуем отдельно от других, мы всегда возвращаемся для того, чтобы быть вместе с ними.