Путь диких гусей
Шрифт:
Сабанак попробовал было унять своего разгорячившегося дядьку, понимая, что тот, изрядно опьянев, может наболтать и лишнего, но Алтанай взмахнул могучей рукой и отбросил племянника прочь.
— Уйди, щенок, когда говорит настоящий мужчина. Все вы готовы лизать пятки нашему хану, а одного не поймете по глупости своей, что он продаст нас всех на ближайшем базаре, чтоб только быть хозяином ханского шатра, и неважно какого. Он родился ханом и будет вести себя как хан, а честных ханов я за всю свою жизнь пока что не встречал…
Сабанак,
Юзбаши повскакали с мест и, хлопая, стали отплясывать рядом с ними. Алтаная уже никто не слушал, и он, поняв это, обвел всех мутным взглядом и, тяжело встав на кривые ноги, покачиваясь, направился к выходу. Никто его не удерживал.
Карача-бек внимательно смотрел за Сабанаком, проводившим дядьку с явным облегчением, и подумал: "Алтанай сказал то, что на уме у всех воинов. Им наплевать, как пойдут дела в ханстве. Им надо лишь вкусно жрать и воевать с кем угодно. Но что обо всем этом думает Сабанак? И стоит ли сообщить об услышанном Кучуму?"
Сабанак сам подсел к Караче и, чуть смущаясь, спросил:
— Как тебе наши девки? Возьмешь одну с собой? Но Карача отрицательно покачал головой, сославшись:
— Устал я после этой поездки, отоспаться надо хоть самую малость.
— Ну как хочешь. Слушай, ты уж забудь, что болтал тут Алтанай спьяну, хорошо?
— Что ты, что ты, я и не понял, чего он плел, — успокоил его ханский визирь, радуясь про себя, что теперь-то оба, и Алтанай и его племянник, крепко сидят у него на крючке.
На том и распрощались, поклявшись друг другу в вечной дружбе, и Карача ушел в свой шатер.
На другой день Кучум кликнул его к себе, едва рассвело, и предложил идти за ним к яме, где содержался пойманный стражниками старик, который болтал в своем улусе, что видел хана Едигира на реке.
По указанию хана того извлекли наверх и привязали к дереву. Лицо старика было покрыто коростой от побоев, и он вздрагивал всем телом, едва кто-то из окружающих его людей поднимал руку.
— Что, старый хрыч, — обратился к нему Кучум, — будешь говорить сегодня?
— Все… я все сказал, что видел… — выдохнул разбитыми губами старик.
— Повтори все сначала. Как тебя зовут, где ты видел Едигира, ну!
— Я рыбак Назис и ехал к родичам, чтоб выменять у них новые снасти для зимней рыбалки. Будь проклят тот час, когда я подплыл к берегу. Но там была одна девушка, и нашего хана я сперва не увидел, а потом она попросила достать его из лодки, где он лежал. Я помог ей вытащить его на берег и с этим уехал. Все, больше я ничего не знаю.
— Не может быть, чтоб ты не поинтересовался у них, куда они плывут. Врешь ты все, пень старый! Эй, палач, — крикнул Кучум, — поучи его хорошенько,
Старик, увидев направляющегося к нему палача с блуждающей по лицу холодной улыбкой, весь опал на ремнях, сжался и закричал:
— Отпусти меня, и я найду их! Отпусти… — и затих под ударами кнута.
Во время допроса старого рыбака Кучум внимательно следил за стоявшим рядом с ним Карачой-беком. Но и тот заметил пристальный взгляд хана в свою сторону и держался так, будто все происходящее его не касается. Когда старик затих, то хан приказал палачу:
— Неси соленую воду! Уж этот способ развязывал языки каждому, кто имел счастье его испробовать.
Палач торопливо принес большой кувшин с соляным раствором, столь крепким, что капли, падающие на землю из горлышка кувшина, тут же искрились белыми кристаллами. Он начал вливать рассол в рот старику, запрокинув тому голову. Когда кувшин опустел наполовину, то старик пришел в себя и начал стонать, пытаясь выплюнуть льющийся в горло рассол. Кучум подошел к нему ближе и спросил:
— Будешь говорить или скоро умрешь в диких мучениях…
Тот затряс седой плешивой головой, и Кучум остановил палача.
— Я… правда не знаю ничего больше… Но я могу показать место, то место… — и вновь потерял сознание.
— Хватит с него, — хлопнул в ладоши Кучум, — верно, он и вправду не знает более того, что сказал. Вот что я надумал, — обратился он к Караче, — отдаю его на твое усмотрение. Отпои его топленым бараньим жиром, а то подохнет раньше времени, и пусть он покажет тебе то место, где видел Едигира с какой-то бабой. Пока он живой, нам с тобой спокойно не спать. Все понял?
— Конечно, мой повелитель, — склонился перед ним визирь, — пусть палач отнесет его в мой шатер, а там я сам разберусь.
— Даю тебе неделю… нет, неделю мало, месяц сроку, чтоб поймать Едигира и всех, кто будет рядом с ним. Сабанака возьмешь с его сотней.
ТЕНИ КОСЫХ СНЕГОВ
Пять раз останавливались на ночевку Сузге и Едигир. Никто больше ни разу не повстречался им за все время пути. Лишь два раза видели они испуганно убегающих от берега людей. Зато часто натыкались на рыбацкие сети, стоящие в устье мелких речушек. Сузге посчитала, что если они будут брать из них по несколько рыбин, то никто в вину им это не поставит, Тем и питались.
Она дала имена своим, теперь уже своим, собакам:
Черныш и Белка. Собаки беспрекословно слушались ее, но на молчащего Едигира смотрели с подозрением и старались занимать место в лодке подальше от него.
От того и в самом деле веяло смертью. На все вопросы Зайлы-Сузге он отвечал однозначно: да или нет. Он ни разу не вспомнил ее имя, ни то, что связывало их некогда. Ни о чем не расспрашивал ее и был ко всему полностью безучастен.
— Ты хочешь есть? — спрашивала его Зайла.