Путь домой. Книга вторая
Шрифт:
Я увидел, как на загривке зверя жёстко поднимается щетина шерсти. Тихое, страшно рычание заклокотало в горле рыжешёрстной твари.
«Саблезубый тигр, — спокойно подумал я. — Так. Меня что, тащили в эту даль, чтобы тупо затравить тигром в паршивой яме?»
Мне стало тоскливо. Тоска сжала горло; тигр двинулся вперёд. Я невольно попятился. Сколько он весит? Килограмм триста? Наверное, меньше, но ненамного… Собьёт прыжком с ног, закогтит и тут же раздавит голову пастью. Не очень долго… Бегать от него по яме? Смешно, негры уписаются…
Нет, не побегу, решил я. Но вновь попятился — тело бунтовало. Припадая на широко расставленные передние лапы, тигр двигался ко мне, клокоча горлом. Его клыки обнажились польностью…
За моей спиной что-то зазвенело — упругим, знакомым
Я уже знал, что это. И продолжал отступать, но уже осознанно, пока не ощутил ступнёй холодную сталь.
Не глядя, одним движением, я подсунул ногу под лезвие и бросил оружие в правую руку.
Это был хиршфенгер — точно такой же, каким фехтовал против меня Андерс Бользен на мысе Малея в мае 88-го. Два года назад.
«Ну вот и всё, — весело подумал я. — Теперь я умру в любом случае, но умру в бою. Кончился плен… Неужели эти идиоты и правда думают, что я отдам оружие, если убью тигра?!»
Я посмотрел на верх ямы и громко сказал:
— Хотите, чтобы я вас поразвлёк? Сейчас развлеку, не беспокойтесь…
Я покрутил палаш, отключившись от «зрителей». Тигр медлил. Он увидел сталь в моей руке и не спешил нападать, потому что знал, что это такое.
И было в его глазах что-то от глаз Марюса… или Нории-Мясника… Что-то жестокое, но человеческое, чего не было в глазах наблюдавших за нами негров.
Я усмехнулся и отдал салют тигру.
Андрей Белянин
«Варвары!» В хрип переходит крик. Фыркает кровь из груди часового. Всадник к растрепанной гриве приник, Вслед ему грохот тяжелого слова… Варвары! Вздрогнул седой Ватикан. Тяжесть мечей и задумчивых взглядов… Боли не знают, не чувствуют ран, Не понимают, что значит преграда. Город ли, крепость, гора ли, скала… Что бы ни стало — едино разрушат! И византийских церквей купола Молят спасти христианские души. Но и сам Бог что-то бледен с лица… Страх как комок обнажившихся нервов… И под доспехами дрогнут сердца Старых и опытных легионеров. Хмурое небо знаменья творит, Тучи в движении пепельно-пенном. Варвары! Посуху плыли ладьи К окаменевшим от ужаса стенам. Быль или небыль о предках гласит… Ждет лишь потомков пытливого взгляда, Словно Олега порубанный щит На неприступных вратах Цареграда……Тигр всё-таки бросился первым — не прыгнул, а именно бросился, взмахнув лапой, на которой выросли разом четыре страшных, чуть изогнутых трёхгранных когтя. Я рванулся в сторону, прыжком спас ноги от второй лапы и тут же, приземлившись, вновь прыгнул — ещё дальше в сторону, потому что страшные клыки сверкнули у моего паха. Почти тут же я выпадом раскроил тигру нос, и кровь закапала с его клыков — его же кровь. Шарахнувшись вбок, он фыркнул и замотал головой. Я метнулся вперёд, но удар оказался неудачным — тигр очень быстро развернулся, и хиршфенгер вместо того, чтобы перерубить ему крестец, рассёк залившуюся алым рыжую шкуру. Тигр отплатил мне тут же. Он всего лишь зацепил меня когтем — по левому бедру снаружи — и кровь хлынула на глину, расплываясь чёрными пятнами. Следующий удар лапы выпустил бы мне кишки, но я отскочил и удачно рубанул по этой самой лапе — остриё ударилось в кость, и саблезуб, поджав лапу, захрипел от злости и боли.
Тогда я рванулся вперёд, держа хиршфенгер обеими руками для укола. Лезвие вошло точно под левую лапу.
Тигр дёрнулся, отшвыривая меня
Тигр умирал. Разинув пасть, он выплёвывал кровь, одновременно когтями пытаясь достать палаш, сидящий под лапой. Потом — закашлялся, выгнул спину… и рухнул на бок. Скребнул задними лапами.
Всё. Кровь ещё продолжала течь из настии, но уже просто вялым ручейком.
Я подскочил к нему и, наступив ногой на ещё тёплый, ещё живой бок, вырвал оружие. На миг кровь хлынула из пасти сильней, но и только.
— Цирк кончился, — пробормотал я, ладонью затирая рану от когтя, — начинается театр драмы… Ну, что притихли? — поинтересовался я уже у негров и громко. — Кто заберёт у мня палаш?
Кажется, никому не хотелось этого делать, никто и не стремился. Но и растерянными они не выглядели.
Странно.
Снова какое-то движения я уловил за спиной. Слона они сюда решили спустить, что ли?
Но это была всего лишь удобная приставная лестница, по которой спускался…
…Я даже заморгал. В окружении того, что было рядом, фигура, с пыхтением сползавшая про лестнице, выглядела комичной и нелепой. Я продолжал моргать. Этот персонаж, ничуть не напоминавший негра, очень походил на короля Дуляриса из любимого мной фильма «Полёт в страну чудовищ» — какое-то полосатое балахонистое одеяние, длинный вислый нос, вывернутые губы, маленькие глазки… Только Дулярис был высоким и тощим, а этот — низеньким и толстым. Даже на расстоянии я ощущал противный запах пота.
— Ффухх… — сказал толстяк, промокая лоб рукавом. Не негр… кто такой? Сейчас я сам походил на зверя, не понимающего, чего ожидать от нового существа. — Ну хватит, я тебя беру, — махнул рукой толстяк, безбоязненно чапая ко мне. — Бросай палаш.
Меня поразило даже не то, что он говорит по-русски. Куда более странным был беззаботный тон, которым он требовал от меня бросить оружие.
Я усмехнулся и послал палаш по дуге — ему в правое плечо, чтобы отвалить весь верх жирного тела — с головой и левыми плечом и рукой — как краюху хлеба.
Мне показалось, будто я всем телом врезался в обтянутую резиной стальную дверь. И, проваливаясь в темноту, я ещё успел заметить гаснущим сознанием совершенно странную, невозможную здесь вещь.
Пояс. Пояс, который был почти скрыт складками одеяния толстяка.
Пояс из квадратных, металлически-зеркальных секций на гибкой основе.
Мозги тоже можно перегрузить.
Этот толстенький типчик, кто бы он ни был, мог не трудиться заковывать меня в хитро соединённые вместе ручные и ножные кандалы — блестящие, похожие на какие-то злые игрушки. Во-первых, когда я пришёл в себя, у меня страшно ломило позвоночник. А во-вторых, я лежал в открытом кузове приземистого автомобиля-пикапа, нёсшегося по очень хорошей асфальтовой дороге в окружении деревьев красивого парка. Именно парка, не леса. Иногда навстречу проскакивали такие же автомобили. За деревьями мелькали фигуры в широких одеждах, слышались звуки веселья, музыка. Я отключился. Не потерял сознания, а просто перестал воспринимать окружающее, тупо глядя перед собой. Мне стало глубоко наплевать на происходящее. В какие-то несколько минут рухнула картина мира, которую я тщательно и непротиворечиво выстраивал больше трёх лет. Если бы автомобиль сейчас въехал на территорию, скажем, Трафальгарской Площади, как с фотки в учебнике — я бы и не ворохнулся. Обрывки мыслей-догадок о происходящем лениво странствовали в голове, особо не напрягая парализованный мозг.
Автомобиль остановился. Я услышал несколько голосов — в том числе и голос «Дуляриса» — которые перекрикивали друг друга, что-то талдычили на совершенно непонятном визгливом языке. Интонация была весёлой, словно встретились старые друзья. Я всё ещё плохо соображал; над краем кузова появилась по пояс женская фигура. Смуглая брюнетка лет тридцати рассматривала меня сверху вниз странными глазами (я не знал слова «похотливые», поэтому не понял их выражения). Она, пожалуй, была бы красивой… но что-то мешало. Чего-то не хватало. Не во внешности — может быть, именно в этих глазах?