Путь дракона
Шрифт:
Китрин, глядя на него, не могла сдержать улыбки, хотя ясно понимала, что зеленоглазый сумел сказать даже меньше, чем она. Надо будет к нему приглядеться, решила девушка. И зеленоглазый, словно прочтя ее мысли, улыбнулся.
Беседа затянулась еще на час, однако ветер переменился. Куртадам лишь недовольно бормотал в сторону, цинна-наемник силился представить свое войско как часть более широкой стратегии, тралгутка впала в прежнее безмолвие. Воздух чуть не трещал разрядами злобы и подозрительности – чему заметно радовался наместник, донельзя довольный результатом встречи. При выходе, поправляя на плечах шаль с бусинами,
Она задержалась на ступенях, глядя через площадь на огромный мраморный храм – будто бы из благочестия. В лучах низкого закатного солнца фасад храма казался сложенным из сияющих камней. Луна уже успела подняться, в безоблачной небесной синеве светился белый полукруг рядом с полукругом тьмы. Захваченная красотой города и небес, слегка пьяная от вина, она чуть не пропустила добычу. Зеленоглазый прошел мимо нее по лестнице.
– Простите, – остановила она его.
Ясурут-полукровка обернулся через плечо, будто к незнакомой.
– Вас зовут Кахуар?
Зеленоглазый мягко поправил ее произношение. Он стоял одной ступенью ниже – ростом вровень с Китрин.
– Я хотела поблагодарить вас за поддержку, – сказала девушка.
Зеленоглазый улыбнулся. Лицо теперь казалось более широким, чем в саду наместника, кожа не такая грубая, глаза мягче. До Китрин дошло, что ему, видимо, столько же лет, на сколько она пытается выглядеть.
– Я хотел сказать вам то же самое, – ответил он. – По секрету говоря, мне кажется, что мы оставим более мелких игроков не у дел. Хотя, признаюсь, я не рассчитывал соревноваться с Медеанским банком.
– Я не собиралась участвовать. Однако мне лестно, что господин наместник обо мне вспомнил.
– Он позвал вас, чтобы сбить мои ставки, – заметил Кахуар и тут же, видя реакцию Китрин, торопливо добавил: – Я не в обиде. Если дело пойдет худо, он точно так же использует меня против вас. Сентиментальные люди наместниками не становятся.
– И тем не менее.
– И тем не менее, – повторил он, словно соглашаясь.
Повисла мимолетная пауза; лицо зеленоглазого чуть дрогнуло – словно он увидел ее впервые. Словно она его смутила. Нет. Не смутила – заинтриговала. Его улыбка чуть изменилась, и Китрин вдруг поняла, что глядит на Кахуара мягче. Ее почему-то грела мысль, что именно он оказался ее соперником.
– С вами игра стала более интересной, магистра. Надеюсь, мы вскоре увидимся.
– Я в этом уверена, – ответила Китрин.
Гедер
Среди вздымающихся кремневых холмов, где Саракал незаметно переходит в Кешет, слово «князь» значило совсем не то, что в остальном мире. Князем мог зваться владелец некоторого количества земли, или командующий войском, или княжеский сын, а то и племянник. Даже раса почти не имела значения: князьями в Кешете могли стать и йеммут, и тралгут, и ясурут, формальных препятствий не существовало и для прочих – хотя прочих рас здесь попросту не было.
Первокровные в этих широких безводных равнинах появлялись реже других, и Гедер быстро обнаружил, что в городах
– Не понимаю, князь Гедер. Ты оставил свою землю и свой народ ради дальних поисков, но тебе неизвестно, что искать и где. У тебя нет права обладать искомым, и ты даже не знаешь, позволено ли тебе предъявлять такие права. И ты надеешься получить прибыль?
– Тут дело в другом, – пробормотал Гедер, потянувшись за очередной колбаской на общем блюде.
Когда еще в дороге Гедер увидел над горизонтом пыльный шлейф от свиты князя, поднимающийся, как дым над гигантским пожаром, он ожидал увидеть армию и военный лагерь с такими же палатками, как та, в которой он спал на пути в Ванайи и в которой сейчас коротал ночи своей добровольной ссылки. Каково же было его удивление, когда он въехал не в лагерь – пусть грандиозный и роскошный, – а в город с деревянными домиками, с храмом в честь неизвестного Гедеру бога, с площадью для княжеских пиров. По траве и кустам было понятно, что города здесь накануне не было, да и завтра – как предположил Гедер – не будет. Город, как в сказке, просуществует лишь одну ночь и поутру испарится вместе с росой. Пока же вокруг горели факелы, пламя которых подрагивало под ветром, с неба смотрели звезды, от земли поднимался летний жар.
Гедер затолкал в рот колбаску – солоноватую и ароматную, оставлявшую во рту едва заметный привкус сахара и дыма. Он никогда таких не пробовал, и, даже если колбаски делали из глаз ящериц и птичьих когтей, он бы все равно не отказался, настолько они были вкусны. Из шестнадцати общих блюд, которыми рабы обносили всех сидящих за столом, блюдо с колбасками было у него любимым – хотя от зеленых крапчатых листьев с маслом он тоже не отказывался.
– Я ищу, – пробормотал он с набитым ртом, – ищу не золото.
– Значит, славу.
Гедер горестно улыбнулся:
– Умозрительным трактатом не прославишься, по крайней мере в наших краях. Нет, я путешествую по иной причине. Меня интересует нечто существовавшее в древности, я хочу найти сведения. Записать и найденные факты, и свои мысли. Чтобы потом люди прочли мой трактат и дополнили тем, что им известно.
«И еще, – не стал он говорить вслух, – я хочу сбежать подальше от смуты в Кемниполе и найти на краю земли уголок, где до меня не доберутся».
– А потом?
Гедер пожал плечами:
– Больше ничего.
Князь-ясурут нахмурился и отхлебнул из чаши, то ли стилизованной под кость, то ли вправду сделанной из массивного черепа. Усмехнувшись, он ткнул в Гедера длинным серебряным когтем:
– Ты святой.
– Нет, что ты, – запротестовал Гедер.
– Значит, ведун. Философ.
Гедер чуть было не стал отпираться, но опомнился:
– Может, и философ.
– Человек, конь и горизонт. Как я не догадался. Все твое путешествие – дело духовного свойства.