Путь дурака

Сикориский Сотилиан

«Вот это пиздец, даже как гандон одевать на хуй и то Просветленному Мастеру приходится учить», - прикалывался про себя Гурун.

– И вот этому вас мать должна была научить, но она прожила всю жизнь и не научила, как презерватив на морковку надевать, и словом даже обмолвиться об этом боялась, тоже мне «умная», «добру» она учит. А что она знает? Мы узнали, что Пухлогубая не знала даже, чем отличается молофья от спермы. А ведь это основное знание, чем это все отличается, и мать должна была эти самые примитивные вещи рассказать, это же не парабрахман, не атман, ни что-то сложное, просто надо было научить дочь полезному. Нет, разве она научит таким нужным вещам? Она будет только засирать мозги своей средневековой дуротой о принцах, о каком-то счастьице, о том, что мы должны срабатываться. Ни разу ведь не сказала: «Вот ты, дочь, маленькая пока, тебе три года,

я тебе есть не дам, как Марианне мать говорила, иди, побирайся по соседям, вот сейчас будешь работать, приноси деньги. А когда ты вырастешь, станет тебе лет 16, ты работать больше не будешь, найдешь себе богатых баев, с большими такими пачками денег, сядешь к ним на шею, и начнешь уже отдыхать. Вот такую мать мы могли бы хоть немного считать умной, которая прожила жизнь, которая поняла, как ее надо жить и теперь учит дочь. Или, если мать совсем ничего не понимает, она бы сказала: «Ты знаешь, дочь, я - полное невежество, я вообще в жизни ничего не понимаю, и жизнь прожила как за пеньком обосралась. Ты, дочь, меня не слушай, и как я никогда не делай. Как жить, Бог знает, иди, может, тебя на улице научат, а я не знаю, как надо, поэтому я врать тебе не буду, мозги не буду парить, сама живи, как знаешь, но как я не делай». Вот такую мать мы могли бы уважать. Ну, сама дура, ну, хотя бы она призналась сама в этом, чистосердечно. И мы думаем: «Ну, дура мать, ну, ясно, что там, но она говорит: «Я же умная, я же прожила всю жизнь». И не может нам вот этих самых элементарных вещей объяснить, но что тогда дальше она может нам объяснить. Это уже примитив, примитивней некуда. Но сколько я не выяснял, а я уже пишу диссертацию докторскую на тему «Мамминизм в России» на эту тему средневекового невежества. У нас стыкуются в космосе корабли, а мать является настолько тупой, настолько невежественной, дурной, что даже не может объяснить, что такое презерватив и как им пользоваться. И где-то в подвалах, где-то в школе нас учат там сверстники. Кто-то где-то читал, слышал что угодно, но только не мать нас всему обучает. И это страшно. И Вам Великое счастье и удача, что вы прочли книгу «Путь дурака». Это настоящий учебник знаний. И первое, о чем мы должны знать, это о невежестве матери!!!!», - завершил Гуру Рулон и под общие аплодисменты и радостные возгласы вместе со своим сыном – котом отправился на «заслуженный отдых», а рулониты перешли к практической части обучения.

Веселье продолжается! Сейчас на арену цирка выходят Нарада ебучий и Мудон – поникшие яйца, - торжественно сказала Элен. Под хохот, крики и улюлюканья два долбоеба с выпученными от страха глазами и трясущимися коленками, медленно перебирая своими ходулями, продвигались на арену, как на смертную казнь. От такого зрелища толпа рулонитов взорвалась еще большим смехом и криками:

Давай, Нарада, не ссы в трусы!!!

Мудя, не позорь род, расслабь яйца.

«Все кончено, а может еще не все…? – крутились ничтожные мысли в тупой репе Мудона.
– Может я еще могу сбежать…а нет, не получится, - подумал он, оглядев огромную толпу рулонитов (человек сто), которых очень забавляло это зрелище. Поняв безысходность ситуации, Мудя ощутил что-то теплое, стекающее по его ногам. – Ой, блядь, дак я обосрался, - с ужасом догадался дебил.
– Главное, чтобы теперь никто не заметил, - подумал он и судорожно стал ловить вытекающее говно, - ну, зато в туалет сходил без экзамена», - хоть одну утешительную мысль нашел Муд.

Ну, давайте быстрей, уроды, костылями-то шевелите, - бесились жрицы.

Когда два гомосека наконец оказались друг напротив друга, их рожи выражали сразу все эмоции, которые только могло изобразить человеческое лицо: Мудя стал беспрерывно моргать, передергивая левой щекой и дрыгать правой ногой так, что она подлетала и попадала как раз в задницу. Нарада, открыв глаза и рот, так и не мог сдвинуться с места. За одну секунду его лицо становилось то красным, то зеленым, то серым. Под ногами образовалась большая лужа мочи, зубы сами собой застучали: «Кошмар, караул, что они со мной хотят сделать, да как они смеют все ржать надо мной!» - бесился Нарада вместо того, чтобы начать придуриваться и быть адекватным ситуации.

Ну что, гомосеки, поголубили и будет, а теперь махаться давайте! – глумясь, сказал Гну.

«А-а-а-а, драться, - охуел Мудон.
– Я ….с Нарадой драться?!!!! Ой не-е-е-е-т, я боюсь, ведь мы же друзья, ой, мама, роди меня обратно. Да, кажется, я влип конкретно, в школе-то меня мама защищала, мама-а-а». Нарада был явно тоже не из храбрых.

Ну, вы и уебища, - с презрением сказал Гну.
–

Фу, говно, давайте, начинайте, ну, ссыкло, врежь ему по морде, - подзадоривал Гну, входя в жуткий азарт.

Для меньшего страха дуракам выдали боксерские перчатки, которые они кое-как напялили, перепутывая от волнения правую с левой.

«Что же делать, что же делать?» – метался Мудя и стал еще больше передергивать мордой, потом решил сесть на колени,

«О, сидя не так страшно», - сделал он открытие.

«Все, буду сидеть и ждать, что же произойдет. Нарада, наверное, чувствует то же самое, что и я. Но я первый не буду начинать, вот если он меня ударит, тогда я ему отвечу. Эх, на этот раз «шапка-невидимка» подкачала».

Нарада в это время переминался с ноги на ногу и размышлял: «То ли тоже сесть, то ли сверху начать лупить Мудона, а вдруг он меня в усмерть забьет, ой, страшно!»

Эй, говнососы, давай, начинай, просветление близко, что так отождествились, Рулон терпел и нам велел, - раздавались возгласы.

Тут Нарада почувствовал в себе каплю храбрости и аж на шаг приблизился к Муде и как замахнулся…, но промазал, костлявые грабли пролетели в метре от ебальника Мудозвона, который так и обмер, чуть не потеряв сознание от охуительного страха, который навязывало болезненное воображение. Мудя вжал голову в плечи, Нарада приблизился еще ближе, еле устаивая на дрожащих костылях, и последовал еще один замах граблей под взрыв аплодисментов бушующей публики. На этот раз краем перчатки Нарада таки задел кривой шнобель Мудона.

– Ах ты, с-с-ука, - заговношился Муд.
– Я тебе покажу, пидор, - стал он выражать жалкое подобие ярости. – Ах ты, урод, ща я тебе покажу!
– Муд хотел- было встать с колен, но обнаружил, что ноги жутко затекли и отказываются вставать.

Нарада, увидев разъяряющуюся харю своего голубого дружка, весь затрясся, чем вызвал еще большее веселье. Муд, кое-как вставая на ноги, стал метиться в узкослепленный ебальник Нарады. И в самый ответственный момент копыта подвернулись, и рука Мудозвона пришлась как раз в повисшие яйца Нарады.

А-а-а, - раздался истошный крик пострадавшего, и от нестерпимой боли Нарада подошел к Мудону и в приступе гнева стал одной рукой толкать его на бортик арены, а другой поддерживал ноющие яйца. Муд от толчков свалился и кубарем стал катиться к бортику. Веселью не было предела.

Нарада! Нарада! Нарада!
– бесновалась толпа.

Фу, Мудя, ушуист хуев, давай, врежь, ссыкло.

Муд, ошарашенный, не мог врубиться, что с ним, где он. Потом вспомнил, что он должен драться и стал бессмысленно махать кулаками, лишь бы его братец-гомосек не забил его. В один миг хуев ушуист забыл от парализующего страха все приемы и только успевал уворачиваться. Нарада со своими длинными граблями все не туда попадал, сваливался, опять вставал и снова падал. Все это было похоже на сымпровизированное представление двух клоунов. Зал покатывался со смеху, а долбоебы думали о том, как бы побыстрей закончился весь этот кошмар. Но веселье продолжалось. Настолько они стали закостенелыми в своей ложной личности, что не могли посмеяться над собой, подурачиться. Чу-Чандра, вылупив и без того большие шары, не могла поверить своим глазам, увидев ничтожество Муди: «Ебаный карась, и вот с этим уебищем я возилась, с этим трусом, ссыклом. Фу блядь, говно!».

Нарада, бей его, бей урода, - разорялась чу-Чандра.

«Как я могла быть с таким ничтожеством, так это же не человек. Вот пусть теперь Подстилка ему жопу лижет, а с меня хватит, мне с таким говном даже срать рядом противно».

Получай Мудила, - взорвалась чу-Чандра и со всей дури захуярила кусок торта Мудону в ебальник. Торт пришелся прямо на лупы Мудона и на мгновение придурок ослеп. Перестав ориентироваться в пространстве, Мудила стал шарахаться из стороны в сторону, зал покатывался со смеху…

А в это время хитровыебанный Гурун, переодетый в женское платье с фартуком и с косынкой на плеши, улыбался так с голубизной и подбадривал ребят мерзким фальцетом:

«А спорим, не подеретесь, хи-хи-хи, спорим, не подеретесь», - подъебывал Гурун, расхаживая вокруг дураков, жеманничая, строя глазки и манерничая, обнажая свои кривые зубы так, что зловоние, исходящее из его рта, наповал сражало вблизи стоящих.

Наконец, зенки Мудозвона стали кое-как пробиваться сквозь сладкий слой крема на его ебальнике и, особо не разбирая кто где, стал неуклюже размахивать лапами, чтобы отомстить своему обидчику. Но Нарада оказался сзади, и увесистый удар обрушился на рядом стоящего Гуруна. У того звездочки из глаз так и посыпались.