Путь дурака

Сикориский Сотилиан

Тут открылась дверь, и на веранду завалил Нарада, весь вспотевший после разминки.

Гыыч Ом! – сказал он Гну, который молотил грушу.

Гыыч Ом, Нарада! Говорят, ты себя плохо ведешь?
– сходу начал разговор Гну.

Почему это? – делая удивленную харю, спросил Нарада.

А вот это я хотел у тебя спросить! Давай рассказывай, как ты свинил за последнее время, какие гнилые мысли копил, кого осуждал, как себя возвеличивал, все давай рассказывай, - жестко сказал Гну, молотя грушу.

«Блядь,

че-то тут не ладное», - заговношился Нарада, - видимо эти дуры на меня нажаловались Гну, а вдруг он меня отпиздит. Ой, только не это», - думал хуесос, как можно дальше отойдя от Гну, чтобы, не дай Бог, не попасть под горячую руку.

Да все нормально, никого я не осуждал и не бесился, - натягивая резиновую улыбочку, стал оправдываться долбоеб, пытаясь избежать допроса.

Не пизди, фуфло, быстро все рассказывай, обличай себя, - еще более напористо сказал Гну, со всей злости ебнув по груше. От такого удара Нарада вздрогнул, чуть не обосравшись от страха.

Ну, Гну, я, правда, ничего такого не сделал, - стал, как последнее чмо, ныть Нарада.

Ты че, думаешь, я с таким говном буду возиться? Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, - тяжеловесно и агрессивно сказал Гну, приближаясь к идиоту, который, обосравшись от страха, прилип спиной к стене. В этот момент ему больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю. Подойдя впритык к Нараде, Гну посмотрел на него жестким непримиримым взглядом и стал слегка бить перчатками по его костлявым рукам.

А, ну, говори, сука, хули свинишь, хули срешь в святом месте? Почему неуважительно к жрицам относишься, а урод, отвечай, - хуярил Гну его по рукам.

Онемев от страха, Нарада не мог произнести ни слова, пытаясь уклоняться от ударов.

Я больше не буду, честное слово, - заныло ничтожество.

Да, ты ползать перед ними должен, с-сука! Они самые близкие ученики Гуру Рулона, а ты кто такой, говноед, что позволяешь себе огрызаться со жрицами, пидор ебучий?! Давай, рассказывай, какие гнилые мысли накультивировал, козел, - чуть сильнее начал его пиздить Гну по рукам.

Ну-ну-ну, просто мне кажется, что жрицы не всегда безупречны, - стал бубнить Нарада.

А ты на себя посмотрел, урод? – не переставая пиздить дурака, спросил Гну, - давай кайся, урод, как ты до такой жизни докатился.

Да я ничего больше не делал, правда-а-а-а-а!
– не знал, как еще оправдаться говноед, боясь признаться в своих ничтожных мыслях.

Ты кого тут решил наебать, а, с-сука? Быстро кайся, быстро обличай себя, - уже не на шутку разозлился Гну и стал пиздить перчатками Нараду по грудянке, усиливая удары.

Ай-я-я-я-яй, мне больно, - стал ныть Нарада.

Будет еще больнее, если не начнешь каяться, козел, - наезжал на него Гну, продолжая хуярить по груди.

Нарада настолько ничтожно выглядел в этот момент, что казалось, в

нем уже не осталось ничего человеческого: только бегающие глаза загнанного зверька, страх, что не дай бог, все узнают о его говне, а вместо покаяния одно самосожаление. Но тем, что Нарада нагло врал и не хотел каяться, он вызывал только еще больше агрессии у Гну, не понимая, что бесятся именно на его ложную личность, на его говно, и если бы он покаялся, ему же самому стало бы легче.

Я не понимаю, в чем я должен каяться, за что меня бьют, я ничего ведь плохого не сделал, - разнылся, как последнее чмо, хуесос.

Видя, что с придурка ничего так не добьешься, Гну отошел от него и стал со всей силы яростно молотить грушу:

А, ну, сука, говори, кайся, не уйдешь отсюда просто так, пока не раскаешься, - бесновался Гну, хуярив по груше. Нарада пожалел, что сразу не стал каяться, так как теперь ему стало еще страшнее, чем когда Гну пиздил его, а не грушу.

Ощущая бешенную ярость, которую излучал Гну, Нарада с осоловевшими от страха глазами сполз по стеночке и, обхватив руками колени, затрясся, пытаясь хоть что-нибудь пробубнить.

Я-я-я-я осуждал жриц, - стал он делать слабые попытки, - я обижался, не принимал замечания, ленился работать, - стал говносос называть вслух мысли, которые казались ему менее позорными.

Ах, ты, сука, а себя ты забыл осудить, говно? Давай, все рассказывай, что опять заткнулся?
– еще больше разбесился Гну, со всей дури ебнув по груше так, что та затрещала по швам и из нее уже стала вываливаться вата. От такого удара, Нарада чуть не навалил в штаны, ощущая, как бешено забилось его сердце.

Быстро говори, какие мысли еще ты копил, чмо!

«Да, похоже, так просто от меня не отстанут», - зассал Нарада.

Ну, я сильно отождествился с тем, что я Христос, - призналось уебище.

Блядь, Христос ты хуев, не можешь даже жопу свою вовремя помыть, в магазин сходить, время спросить, - бесился Гну, каждый раз нанося охуенные удары по груше так, что та уже так трещала, что, казалось, скоро развалится совсем, - говори еще, хули держишься за свое говно, итак давно уже про тебя все известно.

Ну-ну-ну, я хотел, чтобы все мне целовали ноги, чтобы мне поклонялись, а меня наоборот все унижают, и я из-за этого бесился, - заикаясь, стал тараторить Нарада, боясь следующей реакции Гну.

Но делал он это не из раскаяния, а от страха быть отпизженным. Услышав последнюю часть «милой» беседы, на веранду зашла Элен и, посмотрев с отвращением на Чахлого, сказала:

Ноги хотел, чтобы тебе целовали, сука, да? Теперь ты будешь всем жрицам ноги целовать. Как только увидишь какую-нибудь жрицу, тут же кидаешься в ноги и целуешь. А все остальное время будешь ходить на полусогнутых в приниженном состоянии, понял, говноед?