Путь героев
Шрифт:
Она видела свой закат и без страха ожидала его наступления.
Но пока отпущенное ей время не подошло к концу, Чабела не намеревалась сидеть сложа руки. У нее полно забот – в том числе Морской Договор, неурядицы на полуночных границах, круговерть интриг при дворе… и скромный пакет, отмеченный синей печатью с изображением трехлапого якоря.
Маленький якорек означал наилучшие пожелания Ее величеству от Тихой Пристани – в незапамятные времена так острословы прозвали департамент, занимавшийся при властителях Зингары делами темными и подозрительными. Нынче в особняке на Весельной улице распоряжался его светлость
Нынешнее послание оказалось кратким и емким.
«Диковинная весточка из Забытого Края – 16 дня Первой летней луны туда совершенно внезапно пожаловали с визитом Львенок и его стая. Кажется, ему искренне рады. Как полагаете, милостивая госпожа, что им там понадобилось – особенно принимая во внимание пустующее Логово?»
Забытым Краем в Зингаре всегда именовали правобережье Хорота и Рабирийские холмы. Заглазное прозвище «Львенок» принадлежало Коннахару Канаху, юному принцу Аквилонии и достойному отпрыску своего отца. Следовательно, «Логово» – Тарантийский дворец, оставшийся без хозяев, ибо правитель Аквилонии вместе с супругой, младшими детьми и частью двора еще в начале лета отправился навестить старого друга, Эртеля из Пограничья.
В самом деле, озадачилась королева, какая причина могла привести Коннахара в Рабирийские горы? Весьма странный шаг с его стороны. Как он вообще туда попал? Через Пуантен? Куда, в таком случае, смотрел всесильный герцог Полуденной Провинции? Или Леопард принимает непосредственное участие в этой авантюре? С какими целями? Является ли известие о поездке Конни достоянием только хозяина Тихой Пристани или об этом секрете уже вовсю кричат на Морском Рынке?
Повисшее в зале почтительное молчание означало, что обличительная речь, посвященная мошенническим проделкам аргосцев, завершилась, и теперь собрание ждет решения королевы.
Ждал его и говоривший – невысокий, выглядевший удивительно стройным и гибким мужчина лет тридцати в зеленом с алыми и золотыми вставками наряде придворного высокого ранга. На фоне яркой одежды особенно выделялась светлая, прозрачно-голубоватая кожа – ее упорно не брало даже яростное солнце Полуденного Побережья. С узкого, словно выточенного из куска редкого белого оникса лица на мир смотрели глубоко посаженные глаза бархатисто-черного оттенка, порой вспыхивающие яркими золотистыми искрами. В выражении этих глаз преобладала спокойная ирония человека, знающего истинную цену окружающим и себе – Рейениру Морадо да Кадена, уроженцу Рабиров и второму человеку в королевстве.
Нынешний совет целиком и полностью лежал на его совести. Да Кадена давно вел какую-то хитроумную игру с Аргосом, и, похоже, наметил на сегодня нанесение противнику чувствительного удара. Что ж, ежели это послужит к вящему процветанию Зингары…
– Мы полагаем, – кружевной веер в руке правительницы заколыхался, помогая ей собраться с мыслями, – что проявили достаточно терпения, закрывая глаза на досадные неурядицы, связанные с обоюдным исполнением Морского Договора. Услышанные новости
Королева беззвучно хмыкнула, расслышав согласное ворчание старого Гуасталлы – пусть не самого родовитого, но наиболее умудренного члена ее маленького Кабинета, главы Торговой Гильдии Кордавы:
– Сколько раз твердил – давно пора подпалить им хвосты…
На бесцеремонного купца зашикали. Выждав мгновение, Чабела невозмутимо продолжила:
– Первым шагом, предпринятым нами, будет ужесточение порядка сбора морских таможенных пошлин… особенно в отношении кораблей, держащих флаг наших любезных друзей и соседей из Аргоса. Во-вторых, надлежит оповестить…
Безукоризненной по форме и содержанию фразе не удалось появиться на свет.
Ее рождению помешал не кто иной, как Рейенир да Кадена, резким движением оттолкнувший свое кресло и поднявшийся на ноги. Обескураживающий поступок вынудил королеву замолчать, одновременно возмутив и напугав ее. Никогда ранее рабириец не позволял себе подобных неуважительных выходок, мало того – он давно прослыл при дворе образцом холодновато-сдержанных манер. С другой стороны, у Рейе хватало завистников и врагов… Пусть минуло пятнадцать лет, желающих избавить дворец Золотой Башни от опасного и пугающего жильца по-прежнему хоть отбавляй.
Растерянность Чабелы длилась не более двух или трех ударов сердца. Она протянула руку к серебряному колокольчику, еще не решив, кого следует вызвать – дворцовую стражу… или лекаря?
Пошатывающийся Рейенир беспрепятственно доковылял до высокого окна, рванул тяжелую штору и с жутким глуховатым всхлипом втянул наполнивший зал свежий морской воздух. Создавалось впечатление, будто он разом позабыл об окружавших его людях, о своем достоинстве и даже о присутствии королевы.
– Месьор Морадо, – правила приличия явно могли отправляться ко всем демонам, уступая место здравомыслию и решительности, а потому достопочтенный Гуасталла грузно выбрался из-за стола и с небывалой осторожностью приблизился к сгорбившейся у оконного проема фигуре. – Месьор Морадо, что случилось?
«Все-таки лекаря», – дрогнувший колокольчик испустил тонкий, далеко слышный звон.
Почти сразу произошли две вещи: с тихим скрипом приоткрылась двустворчатая дверь, впуская явившуюся на зов прислугу, а Рейенир круто обернулся, едва не потеряв равновесие и неуклюже качнувшись назад. Его отсутствующий взгляд скользнул по напряженным и недоумевающим лицам, остановившись на повелительнице Зингары, так и застывшей с бесполезным колокольчиком в руке.
– Оно ушло, – отчетливо произнес рабириец лишенным всякого выражения голосом. – Совсем. Я должен…
Что именно и кому он должен, понять не удалось, ибо да Кадена перешел на непонятный людям язык и речь его стала напоминать лихорадочный бред. Собственно, он успел произнести только два или три отрывистых предложения. Потом ноги отказались его держать, и фаворит зингарской королевы неопрятной кучкой свернулся на черно-красных мраморных плитках пола. Сверху мягкими складками упала сорвавшаяся с карниза занавесь.
Пронзительно, как самая обычная испуганная женщина, ахнула Чабела. Кто-то вскочил, едва не опрокинув канделябр с горящими свечами. Привлеченные криком, в дверь сунулись дворцовые гвардейцы – мелькнула оранжево-алая форма, грохнуло о косяк древко алебарды.