Путь гладиаторов
Шрифт:
Глава вторая.
Квирина, Сантэя.
1
На ночных улицах Сантэи — светло почти как днем. Ни единой звезды на небе. Зато газовых фонарей — больше, чем в Лютене. Его очередное Величество расстарался — к Октавианам…
Надеется, что хоть это поможет удержаться подольше — на шатком раззолоченном престоле? Смешно, но пока помогает. Уже четыре месяца власть в Квирине не меняется. Если сравнить, что только за прошлый год погибло одиннадцать императоров…
А вот свет в бедных кварталах не горит. Плебсу запрещено оставлять на ночь зажженный
И правильно. Столица много раз выгорала из-за забытой на ночь опрокинувшейся свечи. Ни одному домишке в этом квартале не больше полутора десятков лет…
В Эвитане тоже хватает всего. И швыряющих горстями карлиоры мотов-аристократов, и голодающих бедняков. Но не такой развращающей роскоши — в контрасте с тьмой нищего плебса и абсолютно бесправных рабов.
Да и где еще сохранилось рабство, кроме Квирины? На Востоке? У пиратов Элевтериса?
Но при этом самый нищий плебей Сантэи обязательно задерет нос перед богатейшим плебеем-провинциалом. Ни дать ни взять — знать перед простолюдинами.
Плебса — много больше, чем аристократов. И ютятся они в тьме-тьмущей хижин, домишек и шалашей. А крыши лачуг смыкаются. Загорится одна — выгорит весь квартал.
Потому и ходит по улицам Сантэи ночная стража. Пожарная стража столицы.
— Анри, я устал от сантэйской грязи, лицемерия, вранья!..
А Тенмар — от того, что после этого боя… посмотрим правде в глаза — после убийства беспомощного человека! — подонки и мерзавцы всех мастей приняли Анри за своего. И наперебой кинулись исповедоваться!
Потребовать прямо, чтобы заткнулся? Или подождать — вдруг что интересное скажет?
Тенмар — давно не лейтенант. И даже не капитан. И говорить, что думает, имеет право далеко не всегда. И не всем.
А если бы еще забывал об этом реже…
— … и от трижды разведенных патрицианских шлюх! — Марк Сергий Виррин вряд ли сейчас врет.
Но от этого симпатий к нему не прибавляется.
Роджер Ревинтер хоть был вчерашним мальчишкой. И действовал по указке отца. И хоть умел раскаиваться — пусть и с опозданием. А не только искать себе оправданий.
— Вы мало знаете о Сантэе, Анри…
А предпочел бы — вообще ничего. Только кто же спрашивает?
— Здесь — не Эвитан. Здесь у высокородных дам принято облачаться в белокурые парики. И идти продаваться в ближайший лупанарий — от полноты жизни. А у их мужей — тащиться в самый грязный бордель. Искать себе мальчика. Все об этом знают — и всем плевать! А потом вся эта компания собирается в высшем свете, пьет вино и рассуждает о падении нравов среди плебса! Я устал от интриг, от вечной фальши! И от того, что не знаю: выбрала меня очередная высокородная гордячка просто так или потому, что хочет использовать связи моей родни! Виргинки — единственные женщины в Сантэе, еще не научившиеся врать. Молодые, по крайней мере…
Да. И потому им врешь ты. Зная, что за твою ложь поверившая тебе женщина умрет. Виргинкой больше,
Ты не прав, Марк Сергий Виррин. Эвитан не слишком отличается от Квирины. Меньше бесстыдства — еще не значит, что меньше и подлости. В любой стране найдутся те, для кого чужая кровь — дешевле воды. Не говоря уже о вине.
Чем ты лучше тех, кого презираешь, Марк Сергий? За твои грехи сегодня умер другой. Это — первый раб или вольноотпущенник, казненный вместо тебя? Тебе его хоть немного жаль? Или тоже — одним больше, одним меньше?
Тенмар с трудом разжал кулаки. Спокойно, подполковник. Ты ведь больше не лейтенант и не капитан. К сожалению.
— Ну откуда я знал, что этот мерзавец Поппей на виллу нацелился?
А вот с этого места — подробнее!
— Если б знал — конечно, был бы осторожнее…
— Какую виллу?! — резко перебил Анри очередного страдальца. Кающегося не в том, что украл, а в том, что поймали.
После ранения голос звучит слишком хрипло. Собеседникам часто кажется, что Тенмар на них орет. Свои знают, в чём дело, а на чужих действует… как надо! Безотказно.
Как сейчас.
— Поппей — ее двоюродный дядя. Единственный родственник. Юлия — сирота, он ее в девять лет в виргинки отдал. А она — богатая наследница. Через пятнадцать лет Юлия вернулась бы в мир. И получила назад свою виллу. Со всем имуществом…
Через пятнадцать лет. Значит, сейчас девочке — четырнадцать. Дать, что ли, Марку Виррину в морду еще раз?
А толку? Всё равно ничего не поймет…
— … А дядя уже привык сам всем распоряжаться. И надумал не отдавать. Сначала-то надеялся — Юлия и так в монастыре умрет. Она в детстве болела много. Но у виргинок режим мягкий. Юлия, наоборот, выздоровела. Вот Поппей и устроил слежку — авось повезет. Я-то откуда знал?
Действительно зол. Но…
— А деньги, тем не менее, у него взял?! — наугад оборвал излияния собеседника Тенмар, резко развернувшись к нему.
— За уже оказанную услугу — почему бы и нет? — пожал плечами ненавистник лжи, фальши и подлости сантэйских нравов. — Юлии — уже не легче, тому несчастному — всё равно умирать. А Поппей не обеднеет.
А тебе нужно золото — на новые развлечения. И подкупать слуг в монастырях. Чтобы пропустили к следующей «не умеющей врать».
А разве нет? Сам-то ты не рискуешь ничем!
— И с чего же вдруг ты решил ее спасти? — Анри содрогнулся при мысли, что могло случиться, не увенчайся слежка Поппея Августа успехом.
Бертольд Ревинтер имел привычку все «удачи» устраивать себе сам. Кровавый Пес порядочнее Ревинтера-старшего? Вряд ли. Этому подлости на трех Бертольдов хватит.
— Потому что я против того, чтобы за это убивали! — вскинул голову Марк Сергий. — Даже шлюх в лупанариях!
Правильно. Пусть убивают исключительно ни за что. Как вчера Анри Тенмар — того мальчишку. О чьей гибели «раскаявшийся» патриций даже не вспоминает. Разве что в контексте «ему всё равно умирать».