Путь Грома
Шрифт:
– Уговорила лиса, – колдун потянулся и улегся рядом с волчицей. – Разбуди за час до рассвета.
– Конечно, батюшка, – кивнула Параскева. – У меня-то старческая бессонница.
– А я покараулю пока, – сказал Рыжик. – Не нравятся мне эти восьмиглазые.
– Спасибо, – прошептал Илья, проваливаясь в мягкий спокойный сон.
– За что? – удивился Рыжик. – Сам же сказал: мы семья.
Оборотень обошел шатер внутри по кругу, принюхиваясь и прислушиваясь. По его ощущениям выходило, что за тонкими тканными стенами притаилось по
– Знаешь, бабушка – повернулся он к Параскеве. – Днем бы я с этим песиком с удовольствием поболтал.
– Да угомонись ты, – прошептала старуха и кивнула в сторону Ильи и Норы, – всех перебудишь.
Рыжик обиженно засопел, но ничего не сказал в ответ. Он сел у полога, заменяющего дверь и, отслеживая каждый шаг неведомых охранников леса.
Илья проснулся оттого, что кто-то теребил его за плечо. Он с усилием открыл глаза и увидел лицо Параскевы.
– Пора батюшка, – сказала она. – Надо еще зелье приготовить.
Колдун сел рывком. В шатре, несмотря на потухший огонь, было тепло и уютно. Он вытянул руку, юркая молния синим всполохом нырнула в очаг, и он вновь запылал. Молодой мужчина потянулся к одному из узлов и вытащил оттуда котелок. Откинул полог палатки и вышел наружу. Ослепительная белизна резанула по глазам. За ночь выпал первый снег.
– Ничего себе, – присвистнул выглянувший вслед Рыжик. – Это они называют ночной изморозью? А мороз-то какой! И все должно растаять?
Колдун, не отвечая на реплики Рыжика, набрал снега в котелок и, вернувшись в шатер, поставил его на огонь.
Он бережно развязал полотняной мешочек и стал потихоньку высыпать траву в закипающую воду, растирая жесткие стебли между ладонями. Не доводя отвар до кипения, снял с огня и стал шептать на воду что-то едва слышное. Вода закипела, забила белым ключом. Илья дунул на бурлящую поверхность, и она успокоилась. По шатру пополз дурманящий аромат летних цветов-медоносов.
– Настенька, девочка моя, это надо выпить, – колдун стал на колени над Норой, которая по-прежнему спала. – Ну же, солнышко, мое просыпайся.
Волчица. словно нехотя, открыла глаза и что-то тявкнув, закрыл их вновь.
– Настя, дочка, это лекарство, – затеребила волчицу с другой стороны Параскева.
Но та только упрямо мотала головой. И тут подключился Рыжик. Он неожиданно для всех стал перед Норой на четвереньки, и разразился таким гневным лаем-рычаньем, что колдун чуть не уронил котелок. Нора встрепенулась. Окинула всех непонимающим взглядом и, посмотрев на подсунутый прямо к морде котелок, стала пить зелье, слегка при этом повизгивая и испуганно поглядывая на Рыжика.
Колдун тоже удивленно посмотрел на него.
– Что ты ей наговорил?
– Отец. Он так нас однажды ругал, когда мы плохо себя вели. Как волки. – Рыжик отвернулся, прогоняя воспоминания о домашней козе Нюрке с доверчивыми глазами, которую, заигравшись, загрызли два молодых глупых волчонка.
Нора
– И что теперь? – спросила Параскева.
– Теперь ждать, – ответил колдун.
Он щелкнул пальцами, и чудесный теплый шатер исчез, как очаг и замечательная посуда. Они сидели на поляне припорошенной первым снегом. Вполне ощутимый мороз заставил Рыжика поежиться от холода.
Старый леший стоял у входа в дом на краю лешачьей деревни. Приближался рассвет. Он засвистел, и сторожевые псы мигом примчались на зов хозяина. Они приседали перед ним на многосуставчатых ногах. Четыре пар глаз, каждого из них, преданно помаргивая, глядели на хозяина. Он по очереди погладил любимцев по жестким загривкам.
– Проголодались за ночь, детки? – улыбнулся леший и высыпал перед ними из мешка заранее заготовленных и высушенных жучков.
Каждую осень он собирал по трухлявым пням и сухой траве отмиравшую после лета членистоногую живность. Для песиков. Летом они кормились сами. Несмотря на грозный вид, эти создания являлись настоящими стражами леса, защищая его от вредителей.
С довольным урчанием псы набросились на еду.
– Не рано ли я пришел? – раздалось кряхтенье прямо перед домом.
Псы напряглись, они усиленно оглядывались и принюхивались, не в состоянии обнаружить источник звука.
– Место! – скомандовал леший, и псы кинулись к дому, прячась в узкие норы, вырытые у входа.
– Ты вовремя, старшой, – бросил мужчина в пустоту.
Перед ним стал проявляться силуэт седого сгорбленного старика. Спутанные серо-белые пряди свисали на глаза, почти закрывая лицо. Он тяжело опирался на высохший весь в трещинах сук. Старец сделал несколько шагов к лешему. Отбросил волосы и неожиданно строгим взглядом пронзительно синих глаз пригвоздил мужчину к месту.
– Я вот все думаю, – прохрипел он. – Правильно ли мы делаем, открывая проход? Ну, не будем помогать, и станет одним волкодлаком меньше. Но ведь все умирает в свой срок. Это закон жизни.
– Мы уже обсуждали это, – мягко, но настойчиво возразил леший.
– Угу-угу, – как филин заухал старик. – Если бы не этот колдун, – он задумчиво почесал бороду. – Думаю, ты прав, – продолжил он разговор, но теперь скорее не с лешим, а с самим с собой. – Его лес прикрывает наш. Он нам нужен.
– Светает, – прервал его монолог леший.
– Угу-угу, – словно не слыша его, продолжал старик.
Резким движением он подбросил вверх свою палку. Она взлетела в воздух и, словно нож, острым краем пропорола находящуюся перед ними действительность. Видневшийся недалеко предрассветный лес. Скованная на краю деревни первым льдом небольшая речушка и мостик через нее. Тропинка ведущая в деревню. Все это оказалось просто занавесом. Распоротой декорацией, за отогнувшимися краями которой показалась сочная буйная зелень другой реальности.