ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА
Шрифт:
В начале сентября мне позвонил Лимонов.
– Дмитрий, мне нужно с вами поговорить, но не по телефону, а лично. Вы могли бы срочно приехать в Москву? Если у вас нет денег, мы оплатим билет, - в Лимонове мне нравилось то, что не тратил время на пустые вопросы, а сразу говорил, что ему нужно.
– Хорошо, я приеду. Деньги у меня есть.
Следующим утром я уже сидел на кухне в квартире мужа Ярослава Могутина. Лимонов принес из комнаты радиолу и нашел в FM-эфире какую-то станцию и заговорил в полголоса:
– Меня наверняка прослушивают, жучки поставили, а
Я кивнул.
– Мне стало известно, источники – надежные, что казаки Южного Урала или Северного Казахстана, как вам будет угодно, готовят вооруженное восстание. Режим Назарбаева и казахские националисты довели их до отчаяния. Они больше не желают терпеть произвол. Мы хотим – пока план обсуждается только руководителями нашей партии – совершить мирный пропагандистский марш на север Казахстана, это будет акцией солидарности с казаками. Вы согласились бы участвовать в таком походе?
Конечно, я бы согласился. Осенью 1994 года я ехал из Саратова, где участвовал в философской конференции, в одном вагоне с русской молодой женщиной с севера Казахстана. Она рассказала мне, что творили казахские националисты, как они унижали русских рабочих, инженеров: выгоняли их из квартир, отнимали имущество, избивали русских мужчин, приставали к русским женщинам прямо среди белого дня. Местная милиция, уже зачищенная от славян, ничего не делала, чтобы защитить русских, украинцев, белорусов. Этой женщине предложили работать сельской учительницей где-то средней полосе России, и и она с радостью согласилась. По нашим российским меркам ей должны были платить совсем смешные деньги, но она была счастлива.
– В Казахстане остались мама, отец, сынишка. Я им буду деньги высылать, сама уж как-нибудь проживу.
– А что муж?
– Муж уехал в Россию, когда начались все эти безобразия, да и пропал.
Лимонова я не стал знакомить с этой сентиментальной историей, а просто сказал, что мне нравится его затея.
– Вот и отлично! Сейчас идет подготовка восстания. Как только все будет готово, казаки дадут знать, и мы двинемся в поход.
Я живо представил, как мы входим в казахские города, усталые и загорелые, на нас - черные рубашки, покрытые степной пылью…
– Ваша задача, Дмитрий, проверить в Петербурге народ, активистов НБП и вашей группы, чтобы понять, на кого мы можем рассчитывать в этом деле. Вы, кстати, не решили, наконец, возглавить отделение НБП в Петербурге?
Лимонов затронул вопрос, который я совсем не хотел обсуждать.
– Послушайте, если вам так дорога ваша группа, входите в НБП как автономная единица. Чем дальше вы тянете со своим решением, тем меньше шансов создать в Петербурге боеспособное отделение, поймите.
– Я все понимаю.
– Я надеюсь на вас, Дмитрий. Вечером зайдете?
Я зашел вечером с бутылкой Метаксы. Мы опять сидели на кухне, пили хороший греческий коньяк, Лимонов рассказывал разные истории из своей жизни. Позже к нашей компании присоединилась девушка Лимонова, она до этого спала в комнате. Это была та самая обритая наголо «инопланетянка», которая работала в каком-то глянцевом журнале, кажется, в «Птюче», и изменила Лимонову с дизайнером этого журнала, когда вождь НБП совершал поход в Среднюю Азию.
По возращению в Петербург я начал выбирать людей похода в Казахстан. Андрей мне, правда, заявил, что он собирается в армию, и поэтому в Казахстан не пойдет.
– Мы год только и твердим: солдаты – авангард будущей революции. А из нас в армии служил только ты один. Поэтому я не буду косить армию, иначе нечестно получается, - заявил он мне.
– Может, дождешься весеннего призыва?
– Нет, мне и так уже 20 лет, ребята моего возраста - уже дембеля.
В конце октября вновь приехал Пьер. У меня не было времени на него, и он общался с ребятами без меня. Я никогда не препятствовал его встречам с товарищами, исходя из того, что им в любом случае полезно пообщаться с убежденным коммунистом. Я, правда, замечал, что в разговоре со мной Пьер часто нелестно отзывался о Янеке, Андрее, Зауре. Меня это удивляло, я не понимал, зачем он настраивает меня против людей, с которыми я работаю? Попахивало банальным интриганством.
На собрании я заметил: что-то произошло. Ребята сидели с озабоченными лицами. Я поинтересовался, что случилось.
– А то, что мы все делаем не так, как надо! – выпалила Неля.
– Что не так?
– Все! Мы делаем неправильный бюллетень, а открытые собрания в университете вообще не нужны.
– Это твое мнение?
– Это сказал Пьер, а я с ним полностью согласна!
– А что нужно сделать, чтобы наш бюллетень стал правильным?
– Нужна заводская информация.
– Верно. Вот и собирай ее! Стой у проходной в конце смены, завязывай знакомства с рабочими.
Неля промолчала.
– А чем плохи открытые собрания? – спросил я.
– Тем, что мы тратим время на мелкобуржуазных студентов вместо того, чтобы заниматься сбором заводской информации, - меня, честно говоря, поразило, что Неля стала такой рьяной сторонницей Пьера.
– Ты думаешь, рабочие будут вступать в организацию, в которой состоят 7 человек? И вообще – готовы они бороться за свои права? – спросил я ее.
– Чтобы они были готовы, мы должны выпускать правильный заводской бюллетень, - Пьер основательно промыл мозги Нели.
– А что вы скажите? – спросил других товарищей.
– Я тоже думаю, что бюллетень нужно улучшить, но от открытых собраний отказываться ни в коем случае нельзя, я бы даже проводил их еще чаще, - ответил Женя.
Заур и Паша высказались в том же духе.
– Да, чувствуется Пьер навел движение, - вставил Андрей. Янек ухмыльнулся.
После собрания ко мне подошел Заур.
– Знаешь, о чем говорил Пьер еще?
– Конечно, нет. Он мне не докладывал.
– Он сказал, что ты – ненадежный человек, авантюрист, что ты никогда не был настоящим коммунистом, и поэтому мне, Жене, Паше и Неле нужно работать отдельно от тебя, Яна и Андрея, то есть он хочет, чтобы мы вышли из «РБ» или исключили вас из группы, чтобы оставить за собой название организации. Правда, Пьер считает, что ты скомпрометировал бренд, - Заур ухмыльнулся. – В общем, Пьер теперь хочет общаться только с нами, потому что ты безнадежен. Он сказал, что ради нас он готов переехать в Россию на какое-то время.