Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
Софья с улыбкой покачала головой вслед графу Волкову и тоже окунулась в дела. Дел этих были горы, но в отличие от брата Петруши она явно представляла свое государство как объект хозяйствования. В этот день ей предстояло решать, по каким пунктам отменить смертную казнь, ибо ее братец довел число прегрешений, за которое присуждалась «вышка», аж до девяноста наименований. Подперев ладошкой щеку, царица принялась за работу.
Граф Волков добирался до монастыря на вездеходе, десяток которых Хранитель все же разрешил перебросить в эту реальность. Без этих средств передвижения ни о какой оперативности и речи быть не могло. Рождественские морозы сковали землю, а выпавший недавно снег еще не успели как следует протоптать. Близость праздников заставила
ТМ-101, транспортная машина, на которой двигался в лавру Волков, представляла собой гусеничное самоходное шасси с резинометаллическими гусеницами, на которое воспаленная фантазия конструктора поместила камазовскую кабину и будку от военного «кунга». Пространство между «кунгом» и кабиной занимал топливный бак на тысячу литров. При всех своих недостатках вездеход был способен продвигаться со скоростью порядка двадцати пяти километров в час при слегка «накрученном» топливном насосе.
Дорогу одолели за три часа свободно. Умудрились даже остановиться в придорожном трактире и пропустить по традиционной чарке «зелена вина» с кренделем в качестве закуски. Последний час полковник проспал, мерно покачиваясь под неспешный ход машины. Зимнее солнце уже клонилось к закату, когда перед ними выросли монастырские ворота. Взгляд путешественников сразу привлекали шатровая церковь имени Зосимы и Савватия, а также купола Успенского собора. В монастырь вошли пешком, ибо снего-болотоход пока не вписывался в мировоззрение духовенства. Вызванный привратником ключник долго крестился и, ахая, издалека посматривал на железного коня. Успокоения ради ключник даже побрызгал на пассажиров святой водой!
— Ну, иди и на вездеход брызни! — предложил ему граф. Ключник шуганулся, как черт от ладана. Спросив, где нынче настоятель, путешественники прошли к царским палатам.
Архимандрит готовился к повечерию, человека беспокоить зазря не стали, а только попросили передать митрополиту Новгородскому, что граф Волков просит разрешения повидать его. Митрополит к своим пятидесяти пяти годам усвоил твердо, что когда начальство просит разрешения, то дело дрянь, и поспешил явиться сам. Поскольку полковник был человек русский, митрополит — еще более русский, то келарь предусмотрительно поставил на стол в малой трапезной штоф церковного вина и большое блюдо с рыбным пирогом. Для еретика-полковника «монастырский каптер» велел подать четверть окорока.
— Сегодня постный день? — задал после взаимных приветствий первый вопрос граф. Митрополит укоризненно покачал головой. За два года не выучить дни седмицы — что-то не так с этими людьми.
— Сегодня можно есть все, — ответил он и глянул на стол, — это келарь что-то напутал, сейчас я ему, разбойнику, задам! Эх, попомнит он мои тумаки!
Спешно вызванному келарю был объявлен выговор, после чего четвертинку окорока сменили на половинку, рыбный пирог оставили уже в качестве десерта, а стол заставили деликатесами: холодцом из стерляди, говяжьими губами в уксусе, бараньим бочком с гречневой кашей, маринованными грибками, солеными полендвицами и разными там фаршированными цыплятами. Для запивки высоким гостям принесли бочонок кваса на меду.
Воздав хвалу Господу (Волков искренне повторял вслед за владыкой Иовом слова благодарственной молитвы) и оказав честь столу, наполнили расписные кубки до краев вином и уселись у пылающего очага. Граф, помня о вредном характере митрополита, старался не задевать «больные» вопросы и темы. Он осторожно начал выведывать географические особенности и подробности Новгородского края. Митрополит так же осторожно отвечал, а на вопросы о Псковской епархии советовал обратиться к митрополиту Иосифу — главе
И чем больше он узнавал, тем мрачнее делалось его лицо. Псковский край являлся болотистым, крайне запущенным местом, куда из Москвы частенько направляли колодников замаливать грехи в тамошних тюрьмах. Частенько половина города Пскова вымирала от различных болезней, последний мор случился четыре года назад, «от коего почти все коренные Псковичи померли, а места их заселены уже переведенцами из других мест, и ими наполнен город». А десять лет назад случился великий пожар, от которого сгорело жуть сколько народу. А двенадцать лет назад сгорел Псково-Печерский монастырь весь с церквами, утварями, ризницею, книгами и зданиями жилыми и нежилыми.
Из положительных моментов один выяснился совсем недавно: Латгальская возвышенность, лежащая на Земле справа по ходу течения Западной Двины, здесь лежала на полторы сотни километров южнее, а сама река поворачивала у возвышенности направо и впадала, таким образом, вместо Рижского залива в Псковское озеро, увеличивая его объем на семьсот кубометров за каждую секунду времени.
Поскольку площадь водяного зеркала Псковско-Чудского озера на Гее если и превышала аналогичную размерность на Земле, то ненамного, а следовательно, можно было надеяться на увеличенный сток воды реки Нарвы. И впрямь, расспросы купцов, постоянно бывавших в Ревеле, позволили предположить, что Нарва имеет расход воды, сравнимый с такой рекой, как Висла. По рассказам иноземцев, Нарва была в месте впадения в Финский залив гораздо шире Москвы-реки.
Это имело и свою обратную сторону. Океанские суда с глубокой осадкой без проблем швартовались у самого Пскова, и если бы не отвратительная болотистая местность от Пскова и до самой Твери, то Москва платила бы дань не только крымскому хану, но и великому множеству северных соседей России. Единственный более-менее приличный тракт вел от Пскова в обход на Старую Руссу, Валдай и Вышний Волочек. И если учесть, что только в районе Старой Руссы тракт пересекал четыре сравнительно крупные речки, то можно понять спокойствие московских царей, совершенно не опасавшихся нападения с Севера.
Была уже глубокая ночь, когда полковник расстался с митрополитом Новгородским. Расстался, чтобы рано утром выехать в Москву и там затребовать карту земли Псковской. Ради чего все это осуществлялось? Отрицательных моментов в плане отличия от матушки Земли тоже было несколько. Особенно досаждали торфяники вокруг Москвы. Всякого рода «джентльмены удачи», кормившиеся нечестным способом, каждое лето поджигали их, и Москва все теплые месяцы тонула в клубах вонючего смога. Борьба с «экологическими преступниками» началась еще при Иоанне Васильевиче, но должных результатов не принесла. Год, при котором полыхало только с одной стороны, считался удачным, даже священники в церквах служили благодарственные молебны.
Еще сильно смущала бестолковая планировка города. Всяк в Китай-городе, да и в Белом городе норовил прилепить свое жилище поближе к Кремлю. Улочки были узкие, проезд в некоторые места вообще сильно затруднен, так что в случае пожара выгорали сотни домишек, бывало, занимался и Кремль. Но бедствие ничему людей не учило — через некоторое время с муравьиным упорством и прежней безалаберностью все восстанавливалось до следующего пожара.
Посему господин граф и его приближенные сделали тот же вывод, что и в свое время Петр Алексеевич, когда ему осточертело жить на пепелище родного города. Но будущий император сделал ошибку, выбрав точкой опоры место впадения Невы в Финский залив. Волков подобных ошибок делать не хотел, поэтому он со всей тщательностью и скрупулезностью отнесся к выбору столицы будущей Российской империи. Мест для столицы поначалу было выбрано три: Ям, побережье Чудского озера и Рига. Но Ригу предстояло еще захватить, а в Яме не было никакого базиса для строительства мегаполиса.