Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
— По следам бременских музыкантов!
Вездеход с Волковым, Афанасием и десятком ревенантов тащился по разбитому тракту в Печоры. Игумен Серафим также оказался в числе «отказников».
— Вот сукины дети! — негодовал Афанасий. — Сидят на харчах, жиреют год от года в безделье и невесть что о себе измышляют! Я из них дурь выбью!
В лучших традициях наркомпродовцев и под испуганные взгляды игумена и келаря монастырские «излишки» были быстро подсчитаны. В закромах, амбарах, ледниках и подклетях обнаружилось: восемь
Прочитав опись, Великий Сакелларий хмыкнул:
— Вестимо, преподобный отец Серафим опасается великого голоду. Выбирай, игумен: либо перетворяем твой монастырь в постоялый двор, либо ты скоренько вспоминаешь заветы отца нашего Иисуса Христа.
— Времени на обдумывание у вас нет! — поторопил Волков. — Разрази вас гром, тунеядцы хреновы! Думаете, шведы что-нибудь оставят от лавры, если пройдут мимо вас? С собой на небо унести все вознамерились? Я представляю себе, сколько денег у вас в подвалах хранится. Где казначей?
— Пощади, батюшка! — рухнул на колени игумен. — Коль хочешь забрать казну, то руби уж и нам головы!
— На хрен нам ваша казна! — сплюнул Волков. — Войску жрать нечего! В самое ближайшее время жду от вас гостинцев. Ходу, владыка, нам еще в три монастыря поспеть засветло необходимо.
Снова вездеход пополз по ухабам.
— Это ты правильно сделал, граф, что не стал монастырской казны трогать, — сказал Афанасий в кабине, — столько дерьма бы на нас вылили, что вовек бы не отмылись.
— Сам знаю, что монастыри — навроде европейских банков! — буркнул Андрей Константинович. — Слушай, какого хрена они занимаются этим? Господь их вроде не уполномочил! У нас в монастырях богу молятся и работают.
— А в остальное время? — поинтересовался владыка.
— Работают и богу молятся! — отрезал генерал.
— Парадиз! — восхищенно прошептал старик. — Бросить бы все и махнуть к вам! А эти жирнозадые так и думают, как бы стомахи набить! Юдово племя!
— Они допляшутся до того, что Церковь отлучат от Государства! — осторожно сказал Андрей Константинович и взглянул на Афанасия — как отреагирует. Тот долго молчал, лишь через несколько верст спросил:
— Это как? Царь себе, а патриарх себе?
— А как же! Царь не лезет в дела патриарха, а тот уж сам решает, как сделать, чтобы народ в храмы шел. И чтобы исключительно по доброй воле.
— Так эти лапотники и побегут! — фыркнул Афанасий. — Я чай, у вас святые отцы мрут с голодухи!
— Не поверишь, владыка, на золоченых колесницах катаются! — честно ответил генерал.
— Ну что же, это лишь доказывает, что дурней во все времена хватало, — спокойно вздохнул владыка, откинулся на сиденье и погрузился в дрему.
Волков перебрался на переднее место рядом с водителем
Глава 15. Гея. 1702
Странная война (окончание)
Необъяснимое чувство внутренней неуверенности, впервые овладевшее великим полководцем Карлом Двенадцатым летом одна тысяча семьсот второго года в Венденском лесу, заставило шведскую армию замереть в нерешительности. В первый раз за весь свой двухлетний победоносный поход король задумался о тех, кто заказывает музыку, и о том — кто играет на рояле. Сидя в шатре с кубком горячего шоколада в руке, он размышлял. Неподалеку в кресле, вдавив его своей медвежьей тяжестью в дерн, сидел верный Пипер. Ему юный король все же решился поведать свои сомнения.
— Вы знаете, Карл, — начал он с доверчивостью старого еврея, — что-то мне не по нутру наш долгий поход.
Пипер, ожидавший чего угодно, но не исповеди монарха, заинтересованно скрипнул плетеным сиденьем.
— Я много размышлял, — продолжал тем временем король, — в конце концов мне вчера пришлось сжечь книгу Цезаря. Но я понял: я устал танцевать под чужую музыку. Вы меня понимаете, Карл?
Пипер, удивленный и растроганный, поднялся со своего места.
— Ваше величество меня сразили наповал. Я полагал, что это, возможно, случится... но думал, пройдет лет десять.
— Вы можете хоть раз изъясниться нормально, а не намеками? — нетерпеливо топнул ногой король. — Забудьте про «ваше величество» и говорите со мной как с равным.
— Вы становитесь взрослым, — неожиданно мягко сказал премьер-министр, — причем взрослеете стремительней, чем ваши сверстники... чем я. В свои годы, разумеется.
Король был поражен. Пипер действительно был выбит из седла его заявлением, а на памяти монарха это было впервые. Впервые государственный муж утратил свою обычную невозмутимость, и взгляд его стал несколько сентиментальным. Такой взгляд бывает у сурового отца, который гордится первыми успехами своего отпрыска. У короля не было отца, а у графа не было сына, но в этот момент их звезды стали ближе — откровение снизошло на них. И уже совершенно по-детски Карл спросил:
— Но ведь это было бы неправильно — уводить армию домой из-под почти осажденной русской столицы, не правда ли?
— Да, ваше величество, это было бы неправильно! — твердо ответил Пипер. — Многие сочли бы это трусостью. И в Европе, и у нас дома.
— Ну, трусом-то я никогда не был! — весело сказал король. — Но и пора прекращать роль марионетки в руках англичан и французов. Эти две державы чересчур уверены в своей роли «законодателя мод» и «владыки мира». Пусть сами достают для себя из дерьма каштаны.