Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
— Кирие Элейсон! — прошептал он, пришпоривая, коня. Окончить молитву можно и в седле.
В нескольких десятках метров от береговой батареи стояли несколько человек в теплых полушубках и папахах. Головы их были повернуты на запад — оттуда через несколько часов должна хлынуть вражеская волна, желающая захватить город Святой Софии и сровнять его с землей, чтобы ничто не напоминало о русской цивилизации на границах Европы. Как ни возражала государыня, их с принцессой Анастасией-Ульрикой отправили в Псково-Печерскую лавру под защиту трехметровых стен и отдельного батальона Бутырского полка лейб-гвардии ее величества.
—
— Что ж, Андрей Константинович, — обратился он к стоящему рядом Волкову, — будем надеяться, что до боев в городе дело не дойдет.
— Не хотелось бы, — хмыкнул граф. — Побеждать в чистом поле — себе дешевле. Гляньте, Петр Данилович, уж ли не тот, кого мы ждали?
Ночь неохотно отпускала от себя. В полутьме, метрах в ста пятидесяти, быстро возник контур всадника, мчащегося во весь опор к берегу по запорошенному снегом льду озера. Рискуя свернуть себе шею, он скакал галопом прямо по круче, где стояли генералы, и буквально вывалился из седла, взобравшись наверх.
— Господин генерал! — охрипшим голосом закричал он. — Ляхи приближаются к середине озера!
Один из адъютантов схватил под уздцы жеребца и легким бегом повел его к конюшням — чтобы не запалить великолепное животное. Всхрапывая, жеребец на трясущихся ногах последовал за ним.
— Отличная работа, господин капитан! — поблагодарил офицера министр.
— Никак нет, господин генерал-фельдмаршал, — поправил Басманова вестовой, — всего поручик. Поручик Кижеватов!
— Уже капитан! — улыбнулся главнокомандующий. — Молодец!
Волков, довольный, отвернулся. Приятно видеть, как претворяются в жизнь твои планы. Пусть и не самые великие и грандиозные. Тем временем Басманов сквозь зубы отдавал приказание командиру батареи. Славой делиться — это не хлебом, Хлеба не жалко, а вот присутствие графа Волкова несколько выбивало министра обороны из колеи. Осознав это, Андрей Константинович махнул рукой, прощаясь, повернулся и зашагал к городу. В этот же момент, как бы издеваясь над Басмановым, заговорили шестидюймовки. Страдальчески скривившись, тот небрежно отдал честь и повернулся лицом на запад. Спустя полминуты Петр Данилович устыдился своего порыва и обернулся — спина графа мелькнула в начавшейся метели и пропала.
Иннокентий закончил сжигать последний мешок с бумагами. Поворошив для порядка в камине кочергой, он устало откинулся на спинку стула, который пронзительно заскрипел под его тушей.
«Вот и все, — подумал он, — все улики уничтожены, проклятая энтропия должна начать восстанавливаться. А нас ждет пенсия и пожизненный курорт на Унтерзонне — заслужили. Этот мир дальше будет обходиться без нас... как обходился многие тысячи и сотни лет до этого, когда на наше существование не было и самого легкого намека. Какая сволочь ломится в дверь?»
Иннокентий старчески закряхтел и встал. Неспешно подошел к филенчатой двери, отворил, вышел в коридор. Отодвинул задвижку кодового замка, даже не глянув в глазок, недоуменно застыл. На пороге топталось создание размером с Ростислава. Грубые, точно вытесанные топором черты лица, почти гротескная мускулатура, торс, скрытый под темно-синим пальто без рукавов.
— Майн готт! — выпал в осадок Кеша. — Ты откуда взялся?
— Дядь Кеша, меня прислали, чтобы передать вам, что если вы тотчас не поспешите, то будет поздно. Корректировщик запускает программу сворачивания континуума!
—
Сын Ефросиньи, той самой девки, которую нашли в лесу привязанной к дереву, десяти лет от роду, но весом и ростом он был с молодую гориллу. Мать испытывала панический страх перед своим чадом, к пятилетнему возрасту перегнавшему в росте ее саму, и оставила паренька на попечение команды графа Волкова. Сама она предпочла сделаться послушницей и уйти в монастырь. Таким образом, Васятко стал «сыном полка». Извлекшая его на божий свет Анастасия сделалась опекуншей мальца, а сам он был в качестве пажа то при Волкове, то при Ростиславе. Забавный уродец являлся любимчиком премьер-министра и был отправлен вместе со всеми на Унтерзонне.
Симонов с Васяткой выбежали на улицу. Как назло, ни одного возка в этот ранний час. Крупные хлопья снега бьют в лицо, и тяжелые снежинки оседают на разгоряченной коже. Вдалеке послышалась канонада — береговые батареи начали свой неспешный разговор.
— Бежим! — крикнул Иннокентий, дергая огра за рукав. Тот остался безучастен.
— Смотрите, дядя Кеша! — Иннокентий обернулся. Прямо на них накатывался непонятно откуда взявшийся снежный смерч. Напоминая гигантский волчок, он приближался к ним, всасывая по дороге все, что плохо лежало: замерзшие конские яблоки, метлу дворника, зазевавшуюся собачонку.
— Назад! — заорал Кеша, пытаясь утащить за собой Васятку. Однако никогда не трусивший перед людьми огр панически страшился природных явлений. Нескольких секунд замешательства хватило, чтобы снежный смерч достиг их и поглотил. Внутри смерча было почему-то темно и тихо.
— Бля, уши заложило! — неожиданно выругался Иннокентий.
— Что? — не понял Васятко.
— Не успели! — почти крикнул Симонов, и в этот момент они рухнули вниз...
Второго февраля в Свято-Софийск прибыл Ростислав Каманин. Императрица еще несколько дней должна была оставаться в монастыре — по округе разгуливали немногие спасшиеся после Ледового побоища II ляхи. Их отлавливали специальные разъезды и выпроваживали в Нарву и Дерпт. Из тридцати тысяч поляков смогли сбежать лишь около пяти тысяч. Остальные ушли на дно Чудского озера, приютившее всех: мазовецких, силезских, познаньских, люблинских и прочих шляхтичей. Три тысячи крылатых гусар в малиновых жупанах — личная гвардия Станислава — сгинули, не оставив после себя и следа. Выплыть на поверхность облаченному в стальную кирасу гусару в морозную январскую ночь — задача немногим менее трудная, нежели у закованных в броню фризских рыцарей в 1242 году.
Искали и польского короля, но безуспешно. Быть может, он утонул вместе со своей охраной, а быть может, на него внезапно снизошло откровение, и он покинул поле боя, чтобы устроиться священником в скромном сельском приходе. Факт остается фактом: никто не видел момента гибели короля. Хотя ситуация была такова, что глазеть по пустякам не стоило — хоть бы рядом топилось и три короля. Немногие уцелевшие вообще не помнят, как бежали по заснеженному льду, прыгая между воронками от взрывов и уворачиваясь от низвергавшихся потоков ледяной воды. Береговая батарея произвела по сорок выстрелов из каждого орудия — это заняло почти час, так как после каждого выстрела необходимо было менять прицел в соответствии с поступающими командами наблюдателей, расположившихся на колокольне Софийского собора.