Путь к Небу
Шрифт:
Вы получили ранение в бою!
Основной ущерб: – 5 очков Здоровья
Внимание: открыто легкое кровотечение.
Дополнительный ущерб: – 1 очко Здоровья в минуту в течение следующих 5 минут
– Беги, Артур! – тявкнул ками, сплевывая кровью на траву – отчаянный бросок на шляпу, похоже, не прошел для него даром. – Беги, тории открыты только для тебя!
Красная рамка ворот как раз сменилась светло-зеленой, и, не заставив зверька повторять приказ дважды, я прыгнул в нее – еще успев заметить, как, вращаясь,
5. Сэнсэй
Рейс из Баку приземлился в Москве уже под вечер.
На вылет я едва снова не опоздал — в медпункте меня промурыжили до упора: сделали перевязку, взяли кровь на анализ (зачем — непонятно, следы наркотиков, что ли, искали?), потом вдруг, якобы, куда-то потеряли мой немудреный багаж… В итоге, отпустили сразу, как только я подписал бумагу о том, что не имею никаких претензий ни к игровому клубу, ни к аэропорту, ни, кажется, к Азербайджанской Республике в целом. Нет, чтобы сразу прямо сказать, что им нужно — устроили, понимаешь, танцы с бубнами…
На борт аэрофлотовского «Суперджета» (именно такой достался мне билет) я поднялся последним из пассажиров и через три с половиной часа, в ходе которых предусмотрительно не сомкнул глаз — справедливости ради, спать мне ничуть и не хотелось — благополучно сошел по телетрапу под сень родного шереметьевского терминала Д.
Первым делом после посадки я снова попытался дозвониться до Миюки — просто на всякий случай, без особой уже надежды – и, ожидаемо не преуспев, набрал другой номер, на этот раз московский. Номер телефона Сэнсэя.
Почему именно его? Мне насущно требовалось с кем-то обсудить ситуацию, в которой я оказался, а лучшего собеседника в таком разговоре, чем Владимир Александрович, тренер, когда-то взявший меня в свою группу зашуганным девятилетним малявкой и в прямом смысле слова «выведший в люди и в мастера», мне было ни в жисть не сыскать.
Наверное, следует пояснить: рос я не позабыт-позаброшен, семья у меня имелась – пусть и не совсем такая, как могло бы мечтаться подростку. Мама умерла, когда я еще совсем мелким был, я ее практически и не помню, только по фотографиям и видеозаписям. До моего восьмилетия мы жили вдвоем с отцом, а потом он снова женился. Как я теперь понимаю, на более чем достойной женщине, изо всех сил постаравшейся стать для меня чем-то большим, чем просто мачехой. И если не все ей в этом плане удалось – львиная доля вины за то на мне, а вовсе не на ней. Новую супругу отца я не принял категорически, как позже не принял и их общую дочь Вику, появившуюся на свет где-то через год. Мой детский бунт был нелеп, но необорим, страдали от него все, и в первую очередь я сам. К счастью, именно в то время в мою жизнь вошло каратэ. Владимир Александрович, тренер, и помог мне примириться – сперва с самим собой, а потом и с семьей. Отношения дома постепенно нормализовались, и тем не менее при первой же возможности — в девятнадцать лет — начав подрабатывать в секции и получать какие-то деньги, я переселился в съемную квартиру, крохотную, напрочь «убитую», в добром получасе пути от метро, но отдельную, и пока вносится плата — только мою.
И со своими подростковыми, а после и с юношескими проблемами я всегда шел не к отцу и, тем более, не к Лидии Дмитриевне, мачехе (она же «Эта», она же «Лидка», она же «Дмитревна»), а к Сэнсэю.
– Да, Артур! – определился абонент у Владимира Александровича.
— Добрый вечер, Сэнсэй! — по-ребячески радостно выпалил я. — Я только что прилетел. Вы во Дворце?
В ходе тренировочного сезона -- с сентября по май – наши секции арендовали спортивные залы окрестных школ, но летом доступ туда был нам закрыт, и занятия переносились в помещение окружного Дворца Творчества Детей и Молодежи. С утра до вечера его полуподвал был в полном нашем распоряжении. Здесь даже татами было постелено, о чем в универсальных школьных залах, увы, приходилось только мечтать. Правда, мягкое, как
– Да, но через два часа убегаю, – последовал тем временем ответ на мой вопрос. – Ты вот прилетел, а я как раз улетаю. Как твое здоровье?
– О нем и хочу переговорить. Дождетесь меня? Я возьму такси – через час буду!
– Два часа я еще здесь, – повторил Сэнсэй. – Подъезжай.
– Постараюсь как можно быстрее! – заверил я.
Увы, «быстрее» не вышло. Сперва пришлось добрую четверть часа ждать начала выдачи багажа, потом мой баул выехал на ленту одним из последних, когда я уже почти решил, что его таки забыли в Баку. В довершение всего взятое мной на последние деньги такси застряло в невесть откуда взявшейся в субботу вечером на МКАДе пробке. В результате на высокое крыльцо Дворца я взлетел лишь минут за двадцать до обозначенного Сэнсэем крайнего срока. Разувшись (рука машинально попыталась засунуть снятые кроссовки за воображаемый пояс) и, как положено, поклонившись на входе, я бегом пронесся через зал. Кивнул на ходу Пашке Иванову, проводившему занятие с пятью-шестью синими и зелеными поясами, постучал в дверь тренерской и, не дожидаясь ответа, распахнул ее и шагнул через порог.
Владимир Александрович сидел за столом и что-то писал в толстом потрепанном журнале. Приблизившись, я замер, уронил на пол кроссовки, опустил туда же баул и приветствовал Сэнсэя поклоном-рэй. Оставив записи и поднявшись, тренер ответил на него и протянул мне руку:
– Рад тебя видеть, Артур.
– Здравствуйте, Сэнсэй, – я пожал его гигантскую ладонь. – Прошу прощения за задержку…
– Присаживайся, – кивнул мне Владимир Александрович на стул у стены. – И давай без долгих предисловий: времени у меня совсем мало: в полночь самолет, а мне еще за представителем спорткомитета нужно по дороге заскочить. Прежде всего: как голова?
– Боюсь, без предисловий не получится, – виновато улыбнулся я, опускаясь на указанное мне место. – Но постараюсь как можно короче! – поспешил заверить тут же. – Вы, конечно, помните о предложении, сделанном мне в больнице господином Окада – ну, тренером того японца, что ударил после «Ямэ»…
– Звучит, конечно, невероятно… – закончил я свой рассказ, успешно уложившись в десять минут – многие детали пришлось, конечно, опустить. – Но перед вами не псих – вот справка, – протянул через стол Сэнсэю пачку документов из больницы. – Та, что сверху, в переводе на русский – как раз от психиатра. Японцы утверждают, что лечение прошло успешно, никаких побочных эффектов или осложнений нет…
– «Невероятно» – это не то слово, – проговорил Владимир Александрович, рассеянно пролистывая бумаги.
– Вы… мне не верите? – осекся я.
– Верю, не верю… Давай-ка попробуем во всем разобраться, опираясь исключительно на факты. Загадочный инцидент с самолетом из Дубая – точно не твоя выдумка, об этом днем было в новостях. Но само по себе это еще ничего не значит: причина происшедшего не установлена. Царапина у тебя на боку – тоже так себе доказательство, никто не видел, как и когда она там появилась – ведь так?.. Ты говоришь, что считываешь имена людей – в виде надписей, словно в игре? – нащупав, как ему показалось, некое зерно, мой собеседник оторвал наконец взгляд от больничных документов и перевел его на меня.
– Да, – поспешил подтвердить я. – То есть…
– Скажи, как зовут вон того парня с синим поясом, – внезапно перебив, кивнул Сэнсэй мне за спину, в приоткрытую дверь тренерской. – Он перевелся к нам неделю назад, раньше занимался другим стилем, знать его ты не можешь.
Я обернулся – почти машинально, умом уже понимая, что проверка не удастся: с момента посадки в Баку игровые способности так ни разу и не проявлялись у меня оффлайн.
– Не могу ответить, – признался я, снова поворачиваясь к Владимиру Александровичу. – Это приходит непроизвольно. В нетривиальных обстоятельствах… Сейчас – не вижу…