Путь к Рейхстагу
Шрифт:
В те исторические дни каждый из нас делал, что мог, не время было думать о своих недомоганиях, и через день с неизменной папкой за спиной я опять отправился кочевать по горящим улицам Берлина.
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
Бои в Берлине приближались к концу. Части нашей армии вплотную подошли к рейхстагу.
Радостное напряжение достигло предела, каждый солдат и командир понимал, что взятие этого последнего оплота фашистов символизирует окончательную победу над гитлеровской Германией.
Но овладеть рейхстагом было не просто. Остатки некогда грозной фашистской армии отчаянно сопротивлялись.
И вот—свершилось. Весть о победоносном штурме рейхстага молнией облетела всю армию. Все мысли были обращены к тем, кто совершил этот славный подвиг, кто первым ворвался в рейхстаг, кто водрузил над ним победное знамя. Армия хотела знать своих героев.
Нашу газету «Фронтовик» лихорадило. Вечером, в знаменательный день этого двойного праздника (было Первое мая), меня и корреспондента газеты А. Кузнецова вызвали к редактору. Нам было поручено привезти материал из рейхстага. Задание было исключительное по своей важности и необычности.
В рейхстаге еще шли бои. Над ним развевалось Знамя Победы, а внутри уже второй день наши бойцы героически сражались с фашистами. Загнанные в подвалы рейхстага враги упорно не хотели сдаваться: численный перевес был на их стороне.
Ночью я почти не спал. Нет большей радости для художника, чем сознание того, что его работа нужна людям, что и он вносит свой посильный вклад в общее дело. Рисуя воинов, я всегда чувствовал их доброжелательность, заинтересованное отношение, даже в тяжелой обстановке боевых будней, когда мое появление с папкой в руках могло, казалось бы, вызвать лишь недоумение.
Я и прежде рисовал героев. Но это задание было самым желанным и почетным. На рассвете мы отправились в рейхстаг. По пути уже узнали, что сегодня капитулировал берлинский гарнизон.
Было второе мая.
В городе чувствовалось оживление. По разрушенным улицам под конвоем наших бойцов брели группы гитлеровцев. Стали появляться жители. Около нас остановилась легковая машина с белым флажком на радиаторе. На ее заднем сиденье полулежал раненый вражеский генерал. Шофер по- немецки просил нас указать ближайший советский госпиталь.
Чудеса!
Кое-где еще раздавались редкие выстрелы. Но это уже были последние судороги. Война умирала.
И вот мы на Королевской площади (Кенигплац). Впереди было закопченное, побитое здание. Зияли пробоины в замурованных окнах, с крыши клубами валил густой дым. Исклеванный фасад был расцвечен флагами, водруженными при штурме. А на самом верху, на полуразрушенном куполе, борясь с дымом и ветром, гордо реяло Красное Знамя Победы.
Наконец, мы в рейхстаге. Вот они,герои!
К ним все эти дни были прикованы наши сердца. На их усталых, возбужденных лицах читается радость нелегкой победы. А вокруг— перевязанные бойцы, прикрытые трупы, нестерпимый запах
В темном помещении, освещенном лампой, знакомимся с полковником Зинченко (подразделения его полка первыми ворвались в рейхстаг), с капитаном Неустроевым, командиром героического батальона. Капитан — молодой, небольшого роста, подвижный, с решительным лицом и смелым, открытым взглядом. Да, именно таким человеком представлялся мне командир отважных.
Здесь был и замполит Неустроева, лейтенант Берест, человек необыкновенной храбрости. В качестве парламентера он вел переговоры с фашистами, засевшими в подвалах рейхстага. Он же сопровождал Егорова и Кантарию, когда те взбирались к куполу со Знаменем Победы.
С радостью обнял я своего товарища капитана И. У. Матвеева, агитатора политотдела дивизии, участвовавшего также в штурме рейхстага.
Кругом было много замечательных людей. Но согласно редакционному заданию я должен был нарисовать лучшего из лучших солдат и младших командиров.
Неустроев и Зинченко назвали старшего сержанта Сьянова.
Мы поднялись на второй этаж.
Мне казалось, что я должен сразу
узнать Сьянова—ведь художники
считают себя физиономистами.
И вот передо мной стоит высокий
воин лет под сорок, в старой
солдатской шинели. Внешне самый обыкновенный. Пожалуй, если бы мне не указали на него, я бы прошел мимо. Совсем не был он похож на героя.
Я присматривался к его суровому лицу, на котором отчетливо проступали следы пережитого напряжения. Он удивленно нахмурился, а потом добродушно и немного растерянно улыбнулся, когда мы сказали, зачем пришли.
Илья Яковлевич Сьянов еще на подступах к Берлину заменил раненого командира роты и одним из первых ворвался в рейхстаг со своими бойцами, лично уничтожив около двадцати гитлеровцев.
Тогда я еще не знал, что прошедшей ночью ему доверили участвовать в переговорах с представителями фашистского командования в Берлине. А это было более чем опасно.
К сожалению, времени оставалось в обрез — нас ждали в редакции.
Надо было срочно приниматься за работу. В полутемном коридоре беспрестанно сновали люди, и, чтобы нам никто не мешал, Сьянов распахнул дверь ближайшего помещения. В этой комнате рейхстага я и рисовал советского воина, который, пройдя тяжелейший путь Великой Отечественной войны, закончил его победителем.
Потом мы простились с героями рейхстага, и я, как драгоценность, уносил с собой рисунок—простое и мужественное лицо человека, которое увидят в газетах воины всей нашей армии.
Я ушел с мыслью, что скоро вернусь сюда опять.
ТРЕТЬЕ МАЯ
Едва дождавшись рассвета, я снова направился к рейхстагу, на этот раз с рядовым В. К. Ошеньком. Когда опять увидел знакомое здание, то удивился... Еще вчера здесь было безлюдно, а сегодня толпы народа заполнили изрытое пространство вокруг рейхстага.