Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой
Шрифт:
Они не виноваты – их правда не учили. Потому что их родители тоже не умели.
Жить в сытые времена и жить в голодные времена – это совсем разные жизни и разные языки коммуникации.
Люди послевоенного поколения не спрашивали: «Как ты?» Они говорили: «Садись ешь».
Потому что, когда ты поешь, будет понятно, как ты.
Ты сыт, а значит, счастлив.
И вопрос «Как ты?» отпал сам собой.
Мама говорила: «Садись ешь».
Я садилась и ела. С хлебом, как велела мама.
И уезжала
Каждый раз, думая о том, что надо к маме, вздыхала и готовила таблетки.
Я уезжала и чувствовала себя… изнасилованной в желудок. Потому что я не хотела есть. И не умела говорить о своих чувствах – тогда это было не принято.
Я не могла сказать: «Мам, ты хочешь меня накормить, потому что любишь. И я тебя тоже люблю. Но я совсем не хочу есть. Давай просто обнимемся и поговорим. Или помолчим. Или… поделаем что-то, не пахнущее солянкой? Без хлеба, мам. Давай?»
Но я не умела выстраивать границ, понимать, что хочу. Защищать свое право хотеть то, что хочется, а не то, что сказали хотеть.
А еще я всегда боялась расстроить маму.
Мне что, сложно съесть? Если что, у меня таблетки с собой.
Сейчас совсем другой мир.
Например, сейчас правильно есть без хлеба, а не с хлебом. И правильно есть меньше, а не больше. А еще желательно что-то полезное, а не питательное.
И если не хочешь есть, лучше выбросить, чем пихать в себя: ты ж не мусорный бак. Мы учимся жить в новом мире.
Мой сын приходит из школы.
– Как ты? – спрашиваю я.
– Отлично.
– Я сегодня в налоговую ездила, только вернулась. И в редакцию заскочила. А у тебя что? – Я жду в ответ развернутый рассказ.
– А мы сегодня ко Дню космонавтики делали планету.
– О, планету! А какую?
– Марс.
– Ух ты! Марс! Вот это да! Ты голоден?
– Нет.
– Тогда расскажи про Марс…
И я слушаю рассказ сына про Марс. Он огненный. В смысле Марс, а не сын или рассказ. Хотя почему? Все огненные.
Я люблю сына.
И в качестве коммуникации любви я кормлю его, когда он голоден. И не кормлю, когда не голоден.
И спрашиваю, как он. Потому что мне интересно, как он.
А если у него проблемы, то мы подумаем вместе, как ему их решить.
Потому что ему 11, а лучшее, что я могу для него сделать, – научить жить самостоятельно. А для этого я не должна решать его проблемы за него.
Я могу просто поддержать его. Быть рядом…
Хвалить.
Верить.
Любить.
Его.
И его огненную планету…
Ежик
Я постоянно пишу о том, что я неконфликтная. Мне это важно.
Для меня «неконфликтная» равно «хорошая». Потому что внутри меня живет старая установка, что конфликтуют – плохие.
При слове «конфликтная» сразу рождается образ сварливой бабуленции, которая жалобы строчит во все инстанции, ссорится со всеми подряд, и никто ее не любит, и ни с кем она не дружит, даже с головой.
Однажды я слышала, как про меня отозвались фразой: «Да с ней невозможно поссориться!»
И я внутренне согласилась: да, невозможно. Для меня это прямо лучший комплимент.
Описывая свою неконфликтность, я в качестве примера постоянно приводила… овощную палатку.
Когда мы в Балашихе жили, она около дома стояла. Там овощи и фрукты продавались значительно лучше, чем в магазине. И я предпочитала покупать именно там.
Я даже «дружила» с нагловатой продавщицей. Ну как дружила, знала ее историю. Что она переехала сюда с холодного севера, еле тянет одна съем комнатки для себя и ребенка.
Я покупала фрукты и овощи. Сразу много.
Продавщица щелкала по калькулятору и говорила сумму. Я не сильна в математике, но понимала, что сумма сильно преувеличена.
Мамочки на площадке рассказывали, как однажды одна из них пришла со своим безменом и калькулятором и после того, как продавщица вынесла ей приговор, перевесила все на своем безмене и пересчитала сумму.
Оказалось, что продавщица ей назвала сумму на 145 рублей больше, чем надо.
То есть если она всех обвешивала в среднем на сотку, то меня точно на двести.
Я это знала. И по-хорошему тоже могла бы достать безмен, и калькулятор есть в каждом телефоне, но.
Но я забирала свои огурцы, яблоки и помидоры, говорила «хорошего дня» и уходила.
Я покупала себе не случившийся конфликт. Он стоит 145 рублей. Может, больше. Может, меньше.
Я ненавижу конфликтовать и поэтому веду себя именно так.
А еще, если бы я набралась смелости и сказала ей: «Ну-ка, перевзвесьте» – и продавщица перевзвесила бы товар, я поймала бы ее на лжи, то она, может, даже извинилась бы, но я… Я бы больше никогда не ходила в эту палатку.
Я Шерлок, раскрывший преступление века стоимостью 145 рублей.
Мне было бы стыднее, чем ей.
Это называется «испанский стыд», когда вам стыдно не за себя.
Поэтому я молчала и уходила. Продавщица улыбалась мне вслед. Мне кажется, она меня любила.
Думала: «Какая хорошая, щедрая женщина. И ребенок у нее симпатичный. Не то что у той, которую я не смогла на 145 рублей нагреть».
Я довольно часто рассказывала этот эпизод. Мне казалось, что он наглядно характеризует мою неконфликтность и щедрость.