Путь к сердцу
Шрифт:
Ванесса выпустила ложку из рук и с облегчением увидела, что он без возражений взял ее сам.
— Можете съесть все целиком, — сказала она угрюмо, оттолкнув креманку в его сторону и понимая, что это только начало ее мучений. Ну что ж, может быть, и придется с этим смириться, но вовсе необязательно, чтобы это ей нравилось. Раз он заявил, что они на равных, то надо вести себя соответственно, сохраняя хотя бы остатки своего достоинства. — И, пожалуйста, не зовите меня этим смехотворным прозвищем.
Он высоко поднял брови, якобы не понимая ее.
— Прозвищем? Вы имеете в виду
При этом упоминании Ричард поднял голову, и его красивый лоб озабоченно сморщился, когда он увидел ее раздраженное выражение.
— Тебе не нравится, когда тебя так называют? Но ведь все это время… Бога ради, почему же ты ничего не сказала?..
— Я имею в виде Несси… и он это прекрасно знает! — Изо всех сил Ванесса старалась, чтобы ее возмущение Бенедиктом не затронуло того, кто был здесь совсем ни при чем. — Когда меня так называют, я чувствую себя какой-то престарелой нянькой.
— А я скорее имел в виду чудовище озера Лох-Несс, — спокойно проговорил Бенедикт, не спеша проглатывая еще одну ложку ее десерта. — Знаете, это таинственное существо, исчезающее и появляющееся, когда меньше всего его ожидаешь…
— Мне кажется, для дворецкого эти качества не подходят, Сэвидж, пошутил Ричард. Бенедикт посмотрел на него с приятной улыбкой, мгновенно вызвавшей подозрение у Ванессы.
— Напротив, они просто идеальны для дворецкого. «Самое лучшее обслуживание достигается тогда, когда вы не знаете, кто вас обслуживает, поэтому лучше всего, когда слуга остается невидимым».
— Опять Овидий? — Как оказалось, память у Ричарда более чутко реагировала на происходящее, чем инстинкты ревности.
— Оливер Уэнделл Холмс. Это высказывание, наверное, есть во всех лучших руководствах для дворецких, не так ли, Ванесса?
Она прямо поглядела ему в глаза и сухо усмехнулась.
— Ну конечно, как раз после того, где говорится, что немногие вызывают восхищение у своих слуг. «У многих, кем восхищается мир, жены и дворецкие редко находят хоть что-то выдающееся».
Его тонкие губы искривились в понимающей ухмылке, как будто он понял, как вольно она процитировала это высказывание.
— Думаю, я бы предпочел быть чудом для своей жены, чем представлять что-то выдающееся в мире. Так было бы гораздо спокойнее.
— Да ведь у вас нет жены, — саркастически парировала она. С его известностью в мире архитектуры его будущей жене, вероятнее всего, не оставалось бы ничего иного, как смириться с тем, что всю свою страсть он отдает работе.
Бенедикт склонил голову в знак согласия.
— Да, сейчас нет. Но это только дает большие возможности для слуг. Скажите мне, Ванесса, что еще я должен сделать, чтобы вызвать у вас восхищение?
Если этим вкрадчивым предложением он хотел заставить ее покраснеть, то, с трудом удержавшись от этого, она лишь стала размышлять дальше. Что еще? Неужели мистер Сэвидж самодовольно ждет ее признания, какой он замечательный любовник?
— Может быть, самому чистить свои ботинки? — ядовито предположила она. Бенедикт состроил кислую мину.
— Нет, я имел в виду что-то более значительное. Уверен, вы можете подыскать
Ричард нежно улыбнулся Ванессе.
— Благодарю вас, но мне хотелось бы думать, он у меня уже есть.
Ванесса почувствовала, как напрягся Бенедикт, сидевший рядом с ней, однако в его мягко прозвучавшем голосе не было и следа чего-либо иного, кроме добродушия:
— Но, должен отметить, исключительно в моем распоряжении. Я первый имею право на ее лояльность и услуги и могу с полным основанием заявить, что Ванесса самое услужливое и любезное существо из всех, кто когда-либо со мной работал. Ее желание услужить таково, что привычные слова «это сделал дворецкий» приобретают совершенно новую окраску.
От такой неприкрытой наглости у Ванессы просто перехватило дух. Она видела, что настроение у Бенедикта начинает опасно меняться, а добродушное неведение Ричарда скорее раздражает, а не успокаивает его, как ей хотелось бы думать.
Казалось, ему все равно, что она, очевидно, никому не сказала ни слова о том, что случилось. Сама знает, и этого достаточно. Ричард был, пожалуй, слишком добродушен, но не глуп; если Бенедикт и дальше будет продолжать те же провокационные разговоры, то тогда даже тот поймет, что это не простое подтрунивание и подшучивание: Весь ужас в том, с отчаянием размышляла Ванесса, что в его замечаниях, если принимать их за чистую монету, не было ничего, к чему можно было бы придраться, не выдав всех затруднительных обстоятельств того, что с ними случилось.
— Например, ее настойчивое желание стелить постели, — неумолимо продолжал Бенедикт. — Я думал, что это не входит в неписаный свод обязанностей дворецких, но Ванесса, по-видимому, изобретает свои собственные правила и следует им.
Ричард засмеялся.
— Теперь, я полагаю, это называется гибкостью в работе. Так, значит, вы одобряете ее игру в «музыкальные кровати»? Когда она впервые рассказала мне об этой чехарде, я решил, у нее крыша поехала, но если подумать, в этом что-то есть.
Послышалось изумленное восклицание Бенедикта, но затем он тихо, но довольно мрачно спросил:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, мне лично не понравилось бы каждую ночь проводить в другой постели, а Ванесса говорит, что всю жизнь живет в чужих домах и что ей абсолютно все равно где спать. И потом, наверно, действительно лучше всего можно проветрить спальню, если спишь в ней. У меня самого довольно большой дом, и моя мать постоянно жалуется, скольких ей стоит хлопот, чтобы в свободных комнатах не было затхлого воздуха. Я ей советую поступать, как Ван, но она говорит, что это было бы все равно что жить в гостинице. Конечно, Ван говорит, именно так она и чувствует, только ей не приходится беспокоиться об оплате счетов!