«Путь к Успеху: Обретение Силы внутри себя»
Шрифт:
И вот тогда кусочки головоломки начинают складываться вместе, по одной стреле за раз. Его знания о навыках выживания, таких как разведение огня с нуля и проверка съедобности. Его кошмары.
— Ты был в армии, — говорю я.
Костяшки пальцев Тристана на луке белеют, его челюсть сжимается. Он опускает лук, подходит к мишени, чтобы собрать стрелы, а затем поднимает упавшую птицу. Он ни разу не взглянул в мою сторону.
— Тристан? — спрашиваю я. — Я права?
Он опускается на ствол дерева, служащий скамейкой, и
— Да. Я был направлен в Афганистан.
Его голос странно спокоен, почти бесстрастен. Я сажусь рядом с ним, внезапная волна восхищения захлестывает меня.
— Мы должны найти какой-нибудь яд, чтобы обмакнуть в него наконечники стрел, — выпаливает он.
Его слова сбивают меня с толку, так что у меня нет времени размышлять, пытается ли он сменить тему или действительно планирует отравить стрелы.
— Зачем? Это сделало бы все, во что ты стреляешь отравленной стрелой, несъедобным, верно?
— Не для животных, которых мы собираемся съесть, а для хищников.
Я знаю, что он думает об отпечатках лап, которые мы обнаружили на днях.
— Если появится ягуар, мне понадобится около пяти стрел, чтобы уложить его. Ягуары очень быстры. У меня никогда не будет времени выпустить достаточно стрел. Если стрелы отравлены, у нас будет больше шансов.
— Как мы найдем яд? Я имею в виду, что большинство вещей вокруг нас ядовиты, но это не значит, что мы можем осушить…
— Я еще не знаю.
Он подпирает подбородок ладонью. Пучок темных эмоций в его взгляде говорит мне, что он думает не о яде для стрел, а о другом виде яда.
— Вот о чем твои кошмары, не так ли? — спрашиваю я. — О твоем времени в армии.
Он не отвечает, но меня это не останавливает.
— Если в комнате есть слон — или, ну, в джунглях, — я не хочу продолжать игнорировать его. Мы можем поговорить о разных вещах. Это может быть освобождающим.
Я помню наш разговор о моих родителях несколько недель назад, и как после этого я почувствовала себя намного свободнее. Когда Тристан не смотрит на меня, не говоря уже о том, чтобы ответить, я добавляю:
— Знаешь, я слышу тебя каждую ночь.
Это заставляет его вскинуть голову.
— Ты меня слышишь?
— Да.
В его взгляде столько тревоги и отчаяния, что мне ничего так не хочется, как зарыться в землю, стыдясь того, что я вмешиваюсь в столь личное дело.
Он тяжело сглатывает, отводя взгляд.
— Прости.
Я растерянно моргаю.
— За что?
— Я не хотел тебя беспокоить. Я подумал, что если закрою дверь… Я и не подозревал, что веду себя так громко.
— Ты мне не мешаешь. Тебе не обязательно продолжать спать в этой кабине. В салоне достаточно места, и меня не пугают кошмары.
Он грустно улыбается.
— Нет, но я буду раздражать тебя. Даже если ты и слышишь меня, когда я нахожусь в кабине, будет лучше, если между
— Нет, не будешь. Тристан, ну же, поверь мне в этом. Тебе нужно отдыхать. В кабине пилота не так удобно, как в салоне. Мы разберемся с этими кошмарами.
Он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. Затем он протягивает мне лук и несколько стрел.
Когда наши пальцы соприкасаются, по телу пробегает электрический ток — совсем как в тот день, когда он сказал мне, что я хорошо выгляжу, когда ношу белое. Только на этот раз он еще более интенсивный. Я обращаю внимание на эти его реакции. В последнее время они случаются часто. Их становится все труднее игнорировать, но я стараюсь изо всех сил. Что-то еще тоже становится все труднее игнорировать.
Это чувство вины, которое я не могу понять.
— Давай научим тебя стрелять метко, — говорит Тристан голосом, который звучит немного странно. — Я разберусь со своими кошмарами.
Я улыбаюсь.
— Давай заключим сделку. Я позволю тебе научить меня, как противостоять лесу; ты позволишь мне помочь тебе встретиться лицом к лицу с твоими кошмарами.
— Ты ведь не сдашься, правда?
— Мне воспринимать это как "да"? Ты будешь спать в салоне?
— Хорошо, я так и сделаю, — говорит он с неловкой улыбкой. — Теперь сосредоточься на цели и стреляй.
Несмотря на то, что я запомнила каждое движение его мышц, когда он стрелял, я не могу воспроизвести их, не говоря уже о том, чтобы стрелять с его точностью. Или с любым другим видом точности.
— Так почему ты больше не в армии?
Я спрашиваю после того, как мы закончили на сегодня и собираем стрелы.
Тристан колеблется.
— Это тяжелая жизнь. Она начала сказываться на мне. И… Я ушел, потому что хотел проводить больше времени со своей женой. С тех пор как я поступил на военную службу, меня почти постоянно куда-то направляли, так что первые два года нашего брака она провела в одиночестве. Не та жизнь, на которую она надеялась, — говорит он.
— В те короткие периоды, когда я был дома, отношения между нами были напряженными. Очень напряженными.
Его глаза изучают меня, как будто надеясь, что я прерву его или сменю тему. Но я этого не делаю. Я оставляю это на его усмотрение. Если он решит больше ничего не говорить, я не буду настаивать на большем. Я уже достаточно надавила.
— Я надеялся, что если вернусь домой и устроюсь на постоянную работу, то между нами снова все наладится.
— Но этого не произошло?
Он качает головой с горькой улыбкой на губах.
— Почему?
Я жестом прошу его помочь мне развести костер, чтобы поджарить птицу, которую он подстрелил стрелой. Костер, который я развожу каждое утро, чтобы подать сигнал спасателям, в приход которых я больше не верю, уже горит, но то, как он устроен, делает его непригодным для приготовления пищи.