Путь к Вавилону
Шрифт:
Рука потянулась к огню — погреться в тепле, пальцы шевелились от удовольствия. Потом вновь раздался тихий звук, очень похожий на вздох, и тень на камине — сотканная из мрака и отблесков пламени — передвинулась ближе к очагу. Ривен явственно увидел лицо в обрамлении черных волос, брови, сходящиеся на переносице… а затем ему на глаза навернулись слезы и заслонили видение; Ривен решил, что спит и видит сон.
Внезапно лицо повернулось к нему, и Ривен теперь увидел нищенскую его худобу, грязь на щеках, спутанную копну черных волос; он почувствовал
Мгновение или, может, столетие они смотрели друг на друга, как когда-то давным-давно. Была у них такая привычка: смотреть друг другу в глаза ясной ночью, когда в камине трещит огонь и ветер с воем носится по долине. Она обычно садилась у самого очага и поднимала к Ривену лицо, и глаза ее смеялись. А потом очаг остыл, и место ее опустело.
Но в этих глазах не было ничего… Почти ничего. Ни намека на узнавание. Словно это была лишь безжизненная оболочка прежней Дженни. Пустая оболочка.
И все же это была она. Здесь, в его сне.
— Дженни… — выдавил он. Она вдруг рванулась, пробежала через комнату, шлепая босыми ногами по полу, лязгнула дверной щеколдой и пропала в ночи.
Он бросился следом за ней, веря и не веря. Ночь встретила его глухой черной стеной и швырнула в него пригоршнями дождя, едва он выскочил за дверь.
— Вернись! Дженни, ради Бога, вернись!
Но берег был пуст, волны набегали на гальку и, шипя, отступали, ветер трепал его волосы.
Вернись…
Там, у самой воды, валялся дохлый тюлень. Ривену показалось, что что-то плеснуло на мелководье. Ветер был влажен и прохладен, в просвете туч невообразимо огромного небосвода светилась одинокая звезда. Ноги Ривена сделались ватными, по всему телу разлилась слабость. Он привалился к дверному косяку и закрыл глаза.
Звезды вращались над головой, Большая Медведица понемногу уходила к северу, приближалась полночь.
Поставив винтовку поближе к камину, он уселся у догорающего огня. Ему хотелось уехать домой, но теперь у него не было дома. Такого места, которое он мог бы назвать своим домом. Любой дом теперь для него будет чужим.
Но ведь не тронулся же он умом. Он ее видел; он слышал, как стукнула щеколда. И дверь ведь была открыта, когда он бросился следом за ней, а он точно помнит: дверь он закрывал. Она была здесь. Он не спал.
Быть может, цыганка? Бродяжка? Какая-нибудь заблудившаяся девчушка?
Здесь? У моря, в этих горах?
Он попытался вспомнить получше ее лицо. Смутное впечатление смуглой худобы. Босые ноги… в такое-то время года! Но эти глаза… Глаза Дженни. Глаза, захватившие его душу.
Просто не может быть.
Вероятно, это кто-то из гостиницы на той стороне долины… скорее всего, заблудилась. Он потряс головой,
Он проснулся наутро, почти не ощущая затекшее тело. Кряхтя и кривясь, Ривен встал, проклиная холод в доме и пустоту очага. Его уже тошнило от болезненной слабости, от одиночества, но точно так же тошнило и при одной только мысли о людях.
Еще один серый день.
Изморось, как обычно. Небо занавешено свинцовым пологом облаков. Горы, похоже, приготовились снова накинуть вуаль тумана.
От дождя тоже мутит.
А вдруг будет снег. Холодрыга такая — как раз для снега, хотя здесь, у берега моря, снег ложится очень редко. Может быть, горы снова завалит снегом. Может быть, облака разойдутся, и удастся увидеть небо.
Ривен повернулся на стук в окно: на него глядело лицо, заросшее бородой. Глядело и улыбалось. Губы задвигались, но из-за стекла слов не было слышно. Подхватив винтовку, он распахнул дверь.
На лице пришельца — вспышка мгновенного изумления; едва уловимое выражение замешательства промелькнуло и тут же исчезло.
— Прошу прощения. Я вас напугал?
Ривен проследил за взглядом незнакомца и в смущении опустил винтовку. Ему вдруг стало стыдно. Гостеприимство — давний обычай на этом острове.
— Простите, просто вы так неожиданно появились. — Какое-то время они оба молчали, каждый как будто оценивал про себя другого. Эти размышления, казалось, наполнили воздух, а потом громовой раскат вспорол небо и пронесся волной по долине. Ривен вздрогнул.
— Похоже, суровый будет денек. Еще утром было видно, как гроза собирается, — проговорил незнакомец. Голос его звучал тихо и ровно; в нем проскальзывал какой-то неуловимый акцент, хотя Ривен не сомневался: он уже слышал такой акцент раньше. — Могу я зайти на минутку?
Ривен попятился, освобождая проход.
— Да, конечно. — В этот момент на землю упали первые капли дождя.
— Благодарю, — незнакомец вошел и закрыл за собой дверь. Одет он был по-походному, с рюкзаком. — Последнюю пару недель я только и делал, что карабкался по горам. Я здесь уже второй раз. — Рюкзак шлепнулся на пол. — Но в первый раз дом пустовал, и я залег спать в том сарайчике на задах. Я подумал, что это, скорее всего, летний домик. И не ожидал, что здесь кто-то будет. Вы здесь живете?
— Я здесь живу, — эхом отозвался Ривен. — Просто я… уезжал.
— А-а. Понятно. — Теперь уже дождь барабанил вовсю.
— Да. — Он взглянул за окно. — Гроза чуть-чуть за мной не поспела. — Посмотрел на ноги. — Ботинки новые. Стер все ноги. У меня там волдыри, здоровенные, как рыбьи пузыри. — Он поднял глаза. — Ой, я извиняюсь… у него была закрыта. — Протянул руку.
— Меня зовут Байклин Варбутт. — Сухое, твердое рукопожатие, слишком крепкое для таких тонких, изящных пальцев.
— Байклин?