Путь к золотым дарам

Баринов Дмитрий Михайлович

Разговор царицы росов с царицей амазонок прервал стук копыт со стороны экзампейской дороги. К ним ехала Меланиппа. Кудрявая девочка за эти годы превратилась в настоящую красавицу. Долго кружила головы местным парням и, даже выйдя замуж, не оставила общины и поселилась с мужем, весёлым и добрым гусляром Пересветом, неподалёку от стана. Перед Меланиппой на коне восседал семилетний Гермий (его чаще называли Ерёма) — сын её приёмного отца Хилиарха.

Спрыгнув с коня, амазонка уселась на развилку дерева наподобие русалки и задорно сказала:

— Царицы-красавицы! Хотите, одну огорчу, а другую обрадую?

— Ардагаст в поход

идёт? — сразу поняла Добряна.

— Ага. На северный край света, к грифонам и вайюгам в гости.

И молодая женщина рассказала всё только что узнанное от Хилиарха. Ерёма то и дело перебивал её, дополняя рассказ услышанным от Ардафарна и даже от самого царя, с которым Меланиппа, не простившая ему смерть матери, общаться не любила.

— Много воинов царь возьмёт? — спросила Ардагунда.

— Не больше сотни. С большим войском в чужой земле прокормиться трудно, да и пройти: кто же поверит, что мы с миром?

— Значит, в этой сотне будут и мои поляницы! Пятерых оставлю в стане, а тридцать пять пойдут. Надо бы ещё Волха с его оборотнями, их всего тридцать.

— К нему уже послали.

— В поход выступят скоро? — спросила Добряна.

— Да, после обжинок. А когда вернёмся — одни боги знают. Если к полюдью не успеем — его Хор-алдар поведёт.

Младшая царица росов вздохнула, поправила платок:

— Что же, идите. А я тут буду — с детьми, с хозяйством, с царством. Как всегда.

— Дядя Ардабур тебе поможет, — сказала Ардагунда.

— Да я и сама за восемь лет приучилась. И судиться ко мне уже ходят чаще, чем к Ардабуру. Такая уж моя Доля царская, — улыбнулась Добряна. — Заботиться, чтобы вам из походов было куда вернуться. Вы же не бродяги какие, правда?

— Какая ты у нас хорошая, Добряна! Жаль, что в этом году не смогла в Ольвию поехать, пока Доброслав болел. Ничего, на тот год Ардагаст тебя непременно возьмёт, — сказала Ардагунда.

— Главное, чтобы он живым вернулся из этих дебрей полуночных. Хоть через год, только бы вернулся!

В древнем святилище Мораны на заросшем лесом сколотском городище Ардагаст с сестрой сидели, склонившись над Колаксаевой Чашей. Из чаши на них глядело гордое и всё ещё красивое лицо матери.

— Вы хорошее дело затеяли, детки. Славное и хорошее. Главное, вы будете ближе ко мне. Всего-то в полутора месяцах конного пути от Исседона.

— Это если Золотая гора и впрямь там, — заметил Ардагаст.

— Там, наверняка там! Исседоны когда-то жили на Исети и Даике [57] . И самым святым местом у них была Золотая гора, где обитает богиня Анахита в золотой бобровой шубе. Рядом жили манжары [58] и тоже почитали её и звали Золотой Бабой. Чтили её и люди с другой стороны гор.

— Да, всё сходится, — кивнул Ардагаст. — Не зря Айгуль дала Ларишке оберег Анахиты.

— И она непременно поможет вам. Только не убивайте людей зря, она этого не любит. Анахита помогает воинам и царям, но только праведным.

57

Даик — р. Урал.

58

В начале н.э. предки манси (вогулов) и мадьяр (венгров)

составляли один народ.

— Но кто же она? Наша Морана-Артимпаса или Мать Богов? — спросила Ардагунда. — Ларишка говорила, что Золотая Баба — жена Отца Богов и богиня солнца.

— Лучше всего зови её как Великую Мать. Только не вздумай призывать ту, старуху!

— Пусть её Саузард зовёт! — горячо воскликнула амазонка. — Эта злюка в старости точно станет на Ягу похожа, если только доживёт.

Тень печали легла на лицо Саумарон.

— Как бы я хотела поехать вам навстречу, детки! Но здесь дела очень плохи. Кашгар давно потерян, ханьцы покоряют одно княжество за другим и всюду находят тех, кто продаётся за плитку чая, за кусок шелка! Ханьский полководец Бань Чао — настоящий демон на чёрном коне. Он не успокоится, пока не покорит весь мир до последнего западного моря. А рядом с ним — колдун со множеством имён и обличий, не то сак, не то ханец. Одно из его имён — Чжу-фанши, маг Чжу.

Ардагаст вздрогнул:

— Мама! Я его видел. Как раз там, у подножия Урала, в Аркаиме. — Кулаки Зореславича сжались. — Я бы на крыльях к вам перелетел, чтобы с ним покончить, но тут, на западе, есть негодяй не лучше его, и тоже колдун. Скажу одно: не верь этому магу Чжу, хотя бы он пообещал сделать тебя богиней! Он служит только самому себе и хочет стать богом, хотя его место — среди бесов.

Саумарон устало улыбнулась:

— Что же, сынок, будем хранить мир от таких «богов»: ты — на Западе, я — на Востоке. И пусть они когда-нибудь встретятся в пекле и проклянут друг друга за то, что разделили нас!

Непонятно откуда взявшийся Ардафарн вдруг проскользнул между отцом и тётей и сказал:

— Бабушка! Когда я вырасту, непременно соберу большое войско и приду с ним помогать тебе.

Ардагунда поймала его за ухо:

— Будешь лезть в разговор взрослых — пошлю тебя убирать за нашими конями.

— Мама! Благослови нас, — попросил Зореславич.

— Да хранит вас, дети, в этом пути Мать Мира, великая и добрая богиня, как бы вы её ни звали.

Обжинки в этом году праздновали широко и весело: урожай выдался щедрым. В поле завили лентами последний несжатый пучок колосьев — «Велесу на бородку». Ещё роскошнее убрали последний сноп и торжественно внесли его в царский дом. Впереди, в лучшем своём наряде, с серебряными застёжками на плечах и бирюзовым ожерельем на шее, в пышном венке из колосьев, с серпом в руке величаво шла Добряна — настоящая полевая царица, приветливая и щедрая, как сама Лада. Люди так и верили: в сноп вселяется сам Дед-Велес, а Мать Богов — в царицу-жницу. Жнецы славили богов, величали царя со старшей царицей, а после шумно пировали на царском дворе.

Хватало у царя и других дел, так что выступили в поход лишь через несколько дней после праздника. Шла только сотня воинов, зато самых лучших: русальцы, отборные царские дружинники, нуры-волколаки, поляницы. С войском ехали великий волхв Вышата с женой Лютицей, главной жрицей Лады, и волхвиня Милана. Мирослава, верховная жрица северянской Черной земли, оставалась в Почепе. После долго спора с Авхафарном, вторым хранителем Огненной Чаши, решили всё же взять Чашу в поход. Хоть и рисковали потерять Солнечную святыню, но разве не с нею лучше добывать Солнечную стрелу? Ехал и Шишок: как же в неведомых лесах без лешего?