Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
Шрифт:
Очень сложными выдались тренировки на центрифуге. Каждому испытанию предшествовал тщательный медицинский осмотр летчика: температура, пульс, дыхание, кардиограмма. В случае допуска лаборанты устанавливали датчики и помещали пациента в кабину. Давался старт. Центрифуга быстро набирала обороты до контрольных отметок со строгой временной задержкой.
После первой же тренировки на центрифуге с восьмикратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова покраснения. Сначала их приняли за случайность, но две следующие тренировки подтвердили предварительный диагноз: это — потехи, точечные кровоизлияния. Приговор медиков был неумолим. Карташова немедленно
Труднейшее испытание поджидало будущих космонавтов при «многосуточной отсидке» в сурдокамере. Дольше всех, пятнадцать суток, отпахал в полном безмолвии первый доброволец Быковский. Потом он всячески подбадривал коллег: «Ничего особенного. Я не сломался, выдержите и вы». Жить в ограниченном пространстве и абсолютной тишине неуютно, но к этому надо привыкнуть, потому что это повторится в космическом полете. В отсутствие общения важно загрузить себя работой. Это — единственный выход, все время ведь спать не удастся.
Эксперимент проводился под круглосуточным наблюдением врачей. Вслед за Быковским испытание прошли Николаев, Попович, Волынов. У Рафикова на третьи сутки во время сна отказал датчик дыхания. Дежурный врач посмотрел в иллюминатор и обмер — лежит человек и не дышит. Он написал записку, положил в передаточный люк, включил микрофон: «Марс Закирович! Ознакомьтесь с почтой передаточного люка». Рафиков подхватился. Теперь настала его очередь испугаться. Ему показалось, что начались слуховые галлюцинации… Отказавший датчик быстро заменили и продолжили эксперимент.
В середине июля Леночку Гагарину определили в детские ясли. Валюша устроилась работать по специальности. Юрий все больше времени стал проводить на тренажном комплексе космического корабля, который только что вступил в строй действующих и позволял отрабатывать на Земле все элементы полета и посадки корабля. К тому же приближались зачеты и экзамены по теории и материальной части. Посещение театров и кино пришлось на время отложить.
Продолжались напряженные тренировки. Но 24 июля начальник Центра подготовки выделил пару часов и предложил всему отряду съездить на Медвежьи озера, поплавать и позагорать. Варламов решился прыгнуть в воду прямо с берега. Пока он раздевался, в воду бросились Быковский и Шонин. Валерий пропахал лбом песок и предупредил о малой глубине. Георгий тоже ткнулся в дно руками. Валентин прыгнул вслед за ним и ударился в песок головой. Он вышел на берег хмурый, чувствуя сильную боль в шее. Варламов на городском автобусе вернулся в Звездный и обратился в госпиталь. Врачи поставили диагноз: «Смещение шейного позвонка» и на полтора месяца уложили его на больничную койку. В «ударной шестерке» Валентина заменил старший лейтенант Быковский.
В самом конце июля подошла очередь Гагарина на эксперимент в сурдокамере. Почти две недели находился он в абсолютной изоляции. Для Валюши это была его очередная «служебная командировка». Юрий составил для себя четкий распорядок, в котором главным была работа. Он читал Ефремова, рисовал звездное небо, записывал свои размышления о характере предстоящего полета. Порой, правда, становилось невмоготу от беспомощности и одиночества. Но волевым усилием Гагарин побеждал минутные слабости и в сотый
Врачи придавали эксперименту в сурдокамере особое значение. В специальном журнале по каждому испытанию делалась итоговая запись. Юрий удостоился похвальных эпитетов: «В опыте по длительному пребыванию в замкнутом пространстве Гагарин показал высокий уровень функциональных возможностей нервно-психологической сферы, высокую устойчивость к воздействию экстрараздражителей — умение владеть собой, способность расслабляться даже в короткие паузы, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок. Одиночество он перенес легко. Отклонений от нормы не обнаружил».
Почти каждый раз, когда летчики появлялись на опытной базе ОКБ, Сергей Павлович непременно выкраивал полчаса или час, чтобы встретиться с подопечными, поговорить с ними по душам. В середине августа, предваряя занятия инженера Севастьянова по системе регенерации, Главный конструктор сказал космонавтам: «У нас все готово к полету, но надо еще раз все как следует проверить, опробовать, убедиться в надежности, безопасности для жизни. Если кто-то из вас скажет мне, что ради полета в космос он готов пожертвовать жизнью, то я перестану уважать этого человека. Жизнь — это самое дорогое благо и за нее надо бороться, идти на все, кроме предательства и подлости».
За испытанием в сурдокамере последовала нелегкая «парилка». Сутки в скафандре при температуре свыше пятидесяти градусов и влажности сорок процентов первым провел Шонин. Его сменил Волынов. И здесь отличился Рафиков. Через восемь часов после облачения в космический костюм его одолел сон. Почти сразу пошли сновидения с видами на море, горными водопадами, фонтанами. Пот сочился из всех пор испытуемого, а тут — бесподобная идиллия… Так Марс и проспал почти до конца эксперимента.
Барокамеру и невесомость все космонавты прошли без особых замечаний. Лишь Николаев, неожиданно для самого себя, очень трудно перенес «подъем» всего на шесть тысяч метров. Тогда как невесомость, в сравнении с другими упражнениями, здорово повеселила их. Попович так и сказал после полета с летчиком-испытателем Хаповым: «Я поначалу попробовал петь в сурдокамере. Не получилось. А тут пожалуйста, чем сильнее орешь, тем четче слова выговариваются».
Успешный запуск Белки и Стрелки 19 августа оживленно обсуждался в отряде. Особенно горячился Нелюбов.
— Поверь мне на слово, Алексей, — безапелляционно заверял он Леонова, — что это предпоследний, если вообще не последний пробный запуск корабля-спутника.
— Но Сергей Павлович говорил недавно другое, что еще много будет контрольных пусков, — возразил Леонов.
— Тогда запуска с собачками еще не было, — продолжал настаивать Григорий. — А они улетели как раз на таком корабле, на котором должен полететь и кто-то из нас. Это ведь просто здорово, космонавт Леонов!
Гагарин не слышал этого жаркого диалога. Леонов пересказал его содержание Юрию в автобусе, когда вечером семейные возвращались из Звездного домой. Теперь за ужином в квартире Гагариных на Ленинском проспекте, в присутствии жен Валентины и Светланы, тема о полете собачек получила дальнейшее развитие. Неожиданно для Леонова Юрий поддержал мнение Нелюбова:
— Леша, согласись, Белка и Стрелка слетали неплохо. Теперь очередь лететь кому-то из нас.
Возможно, в тот момент он представил себя пилотом уже знакомого космонавтам «серебристого шара».